Эшер и забыл, как шумно становится на мостике, когда эти двое спорят. Пьетро фонтанировал идеями одна безумнее другой; Тата разносила их в пух и прах и настаивала на публичном обращении к нации – кому, как не профессиональному переговорщику знать, как толкнуть убедительную речь. Когда Эрмин-младший с горящими глазами предлагал особенно забористую дичь, девушка призывала на помощь авторитет настоятеля, и тот смиренно повторял, что хорошо бы обойтись без насилия. Один Эшер не принимал участия в дискуссии: что, если Красс способен предугадать их следующих ход? И что бы они ни придумали, противник всегда будет на шаг впереди?
Порядок, вакуум его побери, сделал из бывшего послушника монстра – но не того, который внушает суеверный ужас одним упоминанием своего имени, а ярморочное пугало, посмотреть на которое собралась толпа зевак. Даже туз в рукаве, самое разрушительное оружие за всю историю человечества, его не спасёт: угрозы останутся пустыми угрозами, а люди будут показывать на него пальцем в притворном испуге и ждать, что ещё выкинет этот уродец. Страх, думал он – есть порождение человеческой природы, наследие первобытных времён, когда он вёл нас среди рифов опасности и неопределённости к туманным берегам будущего. Но Порядок убил неизвестность, рассказав свою правду о человеке без прошлых жизней – ребёнке с поломанной психикой, достойном скорее сочувствия, чем порицания; фанатике, страдающем от расщепления личности. И чтобы перекроить этот образ на свой лад, Эшеру придётся сделать страх реальным – выпустить на волю древнюю тьму и отдать человеческий разум ей на растерзание.
Пьетро раскраснелся и охрип: он требовал взять курс на штаб-квартиру координаторов, используя Астру в качестве живого щита, и одним ударом покончить с Порядком. Тата стояла напротив него, сложив руки на груди, и ехидно поддакивала: действительно, раз уж Крассу не удалось скомпрометировать орден, почему бы не закончить то, что он начал? В разгар спора на пороге появился один из старших монахов: с неодобрением оглядел бардак, царивший в рубке, зыркнул на Эшера так, словно ещё не решил, верить своим глазам или нет, и вопросительно уставился на главу ордена. Удостоившись кивка, он приблизился к настоятелю и что-то энергично зашептал ему на ухо. После короткого совещания монах покинул рубку с отрешённым выражением на лице, словно мечтал развидеть всё, чему он здесь стал свидетелем.
Настоятель поднялся со своего места и жестом призвал собравшихся к тишине:
– Мы получили сообщение от господина Красса, – он по-прежнему улыбался, но теперь улыбка стоила ему видимых усилий. – Порядок даёт Солнечной Астре двадцать четыре часа, чтобы закончить переговоры и выйти из зоны поражения. Господин Красс просит передать, что если вы с Татой не сдадитесь по истечению этого срока, ваш корабль будет уничтожен. А вместе с ним и любой другой звездолёт по эту сторону границы.
Ещё недавно Эшеру казалось, что сутки – это целая вечность: можно столько всего успеть, особенно если не размениваться на сон. Но, как выяснилось, это всего ничего, и вот они с настоятелем уже обследуют корабль в поисках заигравшихся послушников, чтобы выпроводить обратно на Астру – ещё полчаса, и пора прощаться. Эшер всегда думал, что время на их стороне – когда ещё Червь доберётся до обитаемых миров, а от Порядка они как-нибудь да отобьются. Но беглецов загнали в угол: даже если Ациноникс затеряется среди чёрных дыр, беспилотники попросту запрут их в скоплении, откуда угрозы человечеству будут выглядеть смехотворно и жалко. Красс дал двадцать четыре часа, значит, придётся нанести удар первыми – другого шанса, может, и не представится. С этим согласились все, даже родители Пьетро, с которыми настоятель связался на исходе пятого часа.
Последнего послушника вернули на Астру; Пьетро дорвался до нейроинтерфейса и забыл обо всём на свете – ещё бы, ведь под обшивкой Ациноникса дремала колоссальная, невообразимая мощь! Тата крутилась возле Эрмина и нервно повторяла, чтобы он даже не думал опробовать артефакт в деле, а Эшер отправился провожать настоятеля. Его обуревали гнев и страх, а противоречивые желания грозили разорвать мятущийся разум на части: он хотел, чтобы всё поскорее закончилось, и вместе с тем страстно желал остановить мгновение. Тата и Пьетро развлекаются с инопланетной игрушкой, настоятель стоит рядом и смотрит с пониманием и сочувствием, можно не бояться очередной ловушки от Красса – по крайней мере, не сейчас. О чём ещё мечтать? Разве что подняться на борт Астры, надеть робу, побродить по берегу пруда и затеряться в толпе монахов – ненадолго вернуться в те времена, когда перед ним были открыты все пути. Жаль, что он понял это только сейчас.