– Вы сказали, что не всегда были монахом. Как вы попали в монастырь и кем были раньше? Это как-то связано с землёй, да?
Они задержались у шлюза. Между ними всё было сказано, но Эшер не хотел отпускать настоятеля. Они прощались навсегда, и на этот счёт ни один из них не питал иллюзий. Но спустя восемнадцать лет бывший послушник, наконец, мог рассчитывать на честный ответ. На вопрос о своём прошлом настоятель неизменно отвечал, что всегда был тем человеком, которого знают и любят его ученики, а на какой планете он родился и чем зарабатывал на хлеб – значения не имеет. Одни говорили, что он состоял в ордене ещё до того, как память прошлых жизней изменила человечество, и подтолкнул Брого Тума к его величайшему открытию; другие считали его воплощением одного из великих гуманистов прошлого. Третьи и вовсе утверждали, что поток настоятеля долгое время существовал без физической оболочки и лишь в середине эпохи, когда человечество было готово к его явлению, снизошёл на землю.
– С землёй? Нет, не думаю, – рассеяно ответил он. – Я… я не знаю, кем был до ордена. Помню… ощущение бессмысленности – временами казалось, что у меня нет ничего, кроме него. Помню, как не мог заснуть – просто не хотел, потому что незачем было просыпаться по утрам, это я тоже помню. Искренне верил, что всем должен – себе, близким, знакомым, даже чужим людям. Эдакий болванчик, а внутри – пустота. Я мог запросить своё досье у координаторов, но не стал… не захотел помнить такую жизнь, – настоятель устало прикрыл глаза, и по его лицу пробежала тень тягостных воспоминаний. – Да разве это жизнь! Сложнее всего было остановиться, не просто сказать себе, что дальше так продолжаться не может, а покончить с этим своими собственными руками. Но однажды что-то внутри меня оборвалось, оборвалось с концами, и я пришёл в монастырь. Чёрт знает сколько лет просидел на берегу этого грешного пруда, просто чтобы избавиться от шелухи и увидеть своё отражение в воде – увидеть себя, а не то, что хотят видеть другие или я сам в бесконечной погоне за… да я давно уже не помнил, за чем! И понял, что смысл есть только в одном: жить в радости и преумножать её каждый день, делом и словом, в себе и в тех, кто рядом. Но источник этой радости – в тебе и только в тебе, запомни это, мальчик мой, – и он легонько коснулся Эшера в области сердца.
Оставшись один, бывший послушник ещё немного постоял перед шлюзом, а потом побрёл обратно на мостик. Каждый шаг стоил ему неимоверных усилий: хотелось лечь посреди коридора, закрыть глаза и перестать быть как мыслящее, осознающее себя и то, что ему предстоит сделать, существо. Не удержавшись, Эшер заглянул в свою каюту и вытряхнул на пол содержимое вещмешка: он словно в первый раз видел весь этот хлам и поразился мысли, что он теперешний и тот, с кем всё это случилось когда-то очень, очень давно – один и тот же человек.
К реальности его вернул недовольный голос в динамиках: Тата требовала, чтобы Эшер немедленно явился на мостик, а если уж решил под шумок свалить на Астру, то забирал с собой «белобрысое чудовище» – и как только она всё это время терпела его, уму непостижимо.
– Тата, отведи Пьетро в каюту. И проследи, чтобы он не выходил, пока я не разрешу, – переступив порог рубки, велел Эшер. В линзе телескопа-капли слабо пульсировала энергетическая аномалия; Солнечная Астра величественно уплывала прочь; ультиматум Красса истекал через одиннадцать часов. – Пора начинать.
Глава 13
Ациноникс шёл вдоль границы на скорости достаточной, чтобы беспилотники успевали за ним, не нарушая строй. Со стороны казалось, будто за чёрным поплавком тянется серебристая сеть, а в ней барахтаются рыбёшки всех мастей – звездолёты вездесущих репортёров. Автономные ньюсмейкеры, которые транслировали картинку в прямой эфир, мобильные пресс-центры и охотники за сенсациями – их пребывало с каждым часом. Силовое поле удерживало хроникёров на безопасном расстоянии от Ациноникса, но Порядок предупредил, что беспилотники атакуют любой объект, который пересечёт невидимый рубеж. Желающие проверить нашлись незамедлительно, и пару зондов изрешетили в хлам спустя секунду после того, как они выскочили перед кордоном.