Эшер не знал ответ. И хотя последнее время в его жизни вопросы без ответа множились с пугающей скоростью, этот беспокоил его больше других. Для чего ему это? Геройствовать и спасать тех, кто так отчаянно сопротивляется – какой в этом смысл? К тому же, нельзя списывать со счетов возможность того, что Червь – действительно энергетический близнец Земли, а значит вся эта затея Тума с переселением человечества – грандиозный, нелепый фарс.
Когда он писал речь, которая должна повергнуть в ужас человечество, Тата дала ему профессиональный совет: верь в то, что говоришь. Какую бы чушь ты ни нёс, верь в неё искренне, всеми фибрами души, до последнего слова, верь так, словно она – единственная правда, и другой у тебя не было и не будет. Может, Эшер слишком сильно вжился в роль, а может, наконец, нашёл ответ на мучивший его вопрос, но, когда он говорил с человечеством, всё стало на свои места. Он действительно сделал людям бесценный подарок, а если они откажутся, лучше дать Червю очистить Вселенную от мусора, чем позволить себе подобным и дальше влачить жалкое существование. Всё-таки Тум был прав: человечество окончательно и бесповоротно сбилось с пути, остаётся только запустить машину естественного отбора и смотреть, что из этого получится.
Потом, конечно, его отпустило. И почему-то вспомнилось Голубое Безмолвие: память услужливо воскресила голубую пустыню в подлунном свете, изящные улицы города, погребённого под тоннами песка, и созданий из его сна, которые творили, любили и наверняка мечтали о звёздах, иначе бы не отправились покорять космос. И сколько их ещё – таких миров, энергоузлов, которые Червь обратил в прах? И как прекрасна была бы Вселенная, если бы все они разом озарили темноту вечной ночи… Мысль об искре жизни, которую всё дальше уносят корабли, согревала душу; Эшер знал, что дети, рождённые под звёздами новых планет, будут счастливее нас – и этого знания достаточно, чтобы продолжать войну.
Следующие полгода слились для него в бесконечную череду погонь, обманных манёвров и облав. Ациноникс будто чувствовал боль, скрытую под маской молчаливой сосредоточенности, и вытворял такое, что у искусственного интеллекта беспилотников сносило нейронную сеть. Опытные пилоты Порядка сходились во мнении, что живой человек на такую скорость реакции, на такие решения в боевой ситуации неспособен, а значит прототип, по всей видимости, обзавёлся подобием сознания, превосходящего ограничения человеческого разума.
Тем временем артефакт послушно штамповал чёрные дыры и проделывал это с такой лёгкостью, что напрашивался очевидный вывод: это не единственное предназначение и далеко не предел его возможностей. Откуда он берёт материю и энергию для её преобразования, Эшер старался не думать – работает, и ладно. Его куда больше интересовало защитное поле, но куб игнорировал попытки повторить этот фокус, откупаясь воспоминаниями о полевых испытаниях на спутнике Голубого Безмолвия. Эксперименты с целью раскрыть потенциал артефакта проводились много раз, но снова и снова выходили боком самим исследователям – куб как бы намекал, что лучше не лезть куда не надо.
Ациноникс носило по всей Галактике не просто так: с одной стороны, не мешало лишний раз продемонстрировать беспомощность координаторов, а с другой – убедить людей, что он повсюду, а не только где-то там, на другом конце света, где происходящее их не коснётся. Жители особо независимых колоний били себя в грудь, дескать полоумный недомонах им не указ, а слухи про чёрные дыры – это часть заговора Порядка, чтобы отобрать у них землю. Но при виде гравитационного монстра в ночном небе, такого реального и близкого – кажется, стоит только руку протянуть – поселенцы сразу становились сговорчивее. Самые упрямые сбегали в глушь или запирались в своих домах; последних отслеживали и насильно увозили отряды зачистки. Эшеру пришлось смириться с мыслью, что идиоты есть везде: в больших городах воцарился хаос, так что ускользнуть от агентов и добровольцев, занятых эвакуацией, не составляло труда. Оставалось надеяться, что они следят за новостями и успеют одуматься, пока не станет слишком поздно. Обычно так и происходило: на исходе седьмого месяца патрули только тем и занимались, что принимали сигналы бедствия и вытаскивали одичавших одиночек, а то и целые семьи из лесов, пещер, землянок и прочих живописных уголков родной планеты.