Пьетро поманил пальцем приставную лестницу, которая бесшумно появилась из ниши в стене и послушно встала на место. Мальчишка проворно вскарабкался наверх, движением раскрытой ладони заставил платформу подняться выше, зашевелил губами, читая полустёртые буквы на корешках... А потом, к ужасу Эшера, начал вытаскивать книги одну за другой и швырять на пол.
– Так, что у нас тут. Учение Тума в четырёх томах... Уже после второго хочется умереть и переродиться, лишь бы не читать эту нудятину дальше, – младший Эрмин ронял бесценные труды с таким пофигизмом, словно рылся в старых игрушках. – А это вообще не Тум, но отец считает, что автор неплохо восстановил пробелы в классической теории. Я говорил, что почти всё здесь напечатано в единственном экземпляре? Четыреста лет назад их начали печатать по заказу моего прапрапрапрадеда, а сами книги издавались в цифре. Так что коллекционировать всякую ерунду – это у нас наследственное. Но я таким не буду, не-а! Вот вырасту и стану пилотом космического корабля!
Поначалу Тата подбирала книги и складывала аккуратными стопками, но быстро поняла всю безнадежность попыток навести хотя бы подобие порядка. Она наугад отобрала несколько и стала листать, уютно устроившись в центре библиотеки на горе подушек с цветочным орнаментом.
Эшер медлил. Он не решался взять в руки первую попавшуюся книгу, словно от этого выбора зависело, получит он ответы на свои вопросы или нет. Тем временем пол вокруг лестницы уже был погребён под бумажным оползнем. Вдруг с верхней полки, к которой Пьетро даже не прикасался, свалился тубус пятидесяти сантиметров в длину и откатился прямо к ногам Эшера. Бывший послушник коснулся пальцами шершавой, покрытой патиной поверхности; резная крышка легко поддалась, оставив на ладони чешуйки белой краски.
– Что это? – он вытащил из тубуса плотно свёрнутый, пожелтевший от времени свиток.
Пьетро прекратил варварски опустошать отцовскую библиотеку и свесился с платформы, чтобы получше разглядеть находку:
– А, ничего особенного. Это последняя работа Брого Тума. Да-да, та самая, из-за которой старика замуровали в капсуле смертника и отправили за край света, – мальчик явно наслаждался реакцией Эшера и Таты. Последняя даже подскочила, но атласные подушки заскользили под руками, и девушка, чертыхнувшись, опрокинулась на спину. – Да шучу я, сказки всё это, ничего там такого нет – координаторы проверяли. Но свиток настоящий, да. Папа увёл его из-под носа директора института имени Тума на каком-то благотворительном аукционе. Он не кусается, можешь сам посмотреть. Нет, после прочтения мозги не вытекают из ушей, и через семь дней ты не умираешь – это я проверял. Просто изречения древних философов на мёртвых языках – ни шифра, ни скрытого послания, даже связи никакой нет. Похоже, Тум просто выжил из ума на старости лет, а координаторы заставили его переродиться. Наверняка сейчас он ведёт засекреченные исследования для Порядка, или его реинкарнацию отправили куда подальше – туда, где его никто не узнает. Чтобы не портить репутацию величайшего учёного всех времён и народов, ну вы поняли, о чём я.
В руках у Эшера оказался сложенный в несколько раз пергамент, вдоль и поперёк исписанный мелким убористым почерком на разных языках. Вставки неправильной формы из полупрозрачного, пористого на ощупь материала напоминали фрагменты пазла, бессистемно разбросанные на плоскости свитка. И если в словах на бумаге и правда заключалась сила, то эта рукопись могла стать точкой опоры, чтобы перевернуть целый мир – Эшер чувствовал это нутром, хотя и не отдавал себе отчёта в истоках этой уверенности.
– Пьетро! Можешь убрать потолок? – он попытался рассмотреть пластинки на просвет, но блики солнца на мозаичном стекле крыши мешали сосредоточиться. Пьетро щелкнул пальцами и нарисовал в воздухе круг, и купол библиотеки раскрылся цветными лепестками.
Эшер вертел свиток в руках, загибал углы, складывал и снова разглаживал, исследуя причудливый узор из прозрачных фрагментов. В какой-то момент пальцы поймали ритм, начали двигаться быстро и ловко, словно повинуясь механической памяти. Не замечая никого вокруг, Эшер старался придать пергаменту форму, которая сама собой возникла у него в голове. Когда всё закончилось, он держал в руках сложенную наподобие оригами головоломку с полупрозрачным треугольником в сердцевине, разделённым на три сегмента. Эшер машинально поднял её вверх и сквозь многослойное «окно» в центре взглянул на солнце. Пару минут он рассматривал ломаные линии, образованные наслоением пластинок, пока не убедился окончательно – внутри треугольника что-то двигалось.