– Я подожду. И пусть доставят свиток из дома Эрминов. Хочу заняться разработкой сверхдальнего телескопа, а для него нужна линза. Тум… я ведь не оставил никаких записей об этой технологии? – Эшера потряхивало от собственной наглости, и лишь колоссальным усилием воли он сохранял лицо. – Ещё мне нужно место для работы, и чтобы никто не мешал.
– Сожалею, но свиток из коллекции Эрминов уничтожен. Надеюсь, это не помешает со временем восстановить технологию и вернуться к твоему проекту, – Красс упомянул о свитке вскользь, словно не придавал ему особого значения. – Большинство документов хранится здесь, в архиве, остальное – в частных библиотеках. Разумеется, мы приложим все усилия, чтобы как можно скорее вернуть их владельцу, то есть тебе. Что касается места для работы… Раз уж засекреченная тюрьма Порядка оказалась проходным двором, полагаю, лучше обустроить лабораторию прямо здесь, в штабе. Да и я всегда буду рядом, если тебе что-то потребуется. У нас, конечно, не тюрьма, но для тебя, Эшер, мы постараемся создать самые комфортные условия.
– Что значит уничтожен? – Эшер почувствовал, как кровь прилила к лицу, и в комнате вдруг стало нестерпимо душно.
– Уничтожен согласно особому распоряжению Порядка. Никчёмная, но опасная игрушка в руках фанатиков, мы это уже обсуждали. Допускаю, что ты, Эшер, искренне веришь в то, что видел космического пожирателя потоков. Вероятно, это побочный эффект псевдоразрыва энерголинии и навязчивой идеи из предыдущей жизни, порождённой синдромом накопления ошибок. Допускаю также, что тебе поверил Пьетро Эрмин, патологически склонный к авантюрам, и та девушка – как ты сам заметил, она не блещет умом. Но когда в этот фарс вмешиваются старшие Эрмины и люди их круга, это уже чревато массовой истерией. Такие вещи ни в коем случае нельзя поощрять, – Красс прекрасно понимал, какой эффект его слова производят на жертву, и словно растягивал удовольствие.
Больше всего Эшеру хотелось спросить, заглядывал ли кто-то в свиток перед тем, как его уничтожили, но он не хотел доставлять противнику такого удовольствия. И так понятно, что либо нет, либо координаторы видели то же, что и он, но предпочли молчать. Картина за спиной Красса вдруг обрела особый, символический смысл: Порядок всегда на шаг впереди – это его игра, на его поле и по его правилам. В бессильной ярости Эшер стиснул зубы так, что потемнело в глазах и боль молнией пронзила виски: он добровольно сдался Порядку и раскрыл Пьетро с Татой, но с самого начала всё было напрасно. Хотелось кричать, ломать и крушить, разнести кабинет Красса в щепки – но это не поможет, ему не выбраться, и вряд ли дом Эрминов во второй раз совершит невозможное.
– Это проблема? То, что свитка больше нет, – координатор хищно следил за выражением лица собеседника, пытаясь прочитать то, что Эшер скрыл от него.
– Нет. Не проблема. Найду, чем заняться. Так даже лучше, а то вы помешались на своём пожирателе потоков, – процедил Эшер и пренебрежительно добавил: – У меня вообще дурацкое чувство юмора.
Последняя фраза сбила Красса с толку, но спустя мгновение омрачившая его лицо тень недоумения сменилась привычной маской снисходительной благосклонности.
– Вот и хорошо. Я прямо сейчас отправлю запрос на личные записи Брого Тума в архив. Тебя проводят, – напоследок Красс подчеркнул, что Эшер – арестант, а не гость с правом голоса, и указал ему на дверь.
На этот раз конвоиров было всего трое: один шагал впереди, двое – за спиной. «Теперь действительно всё, конец», – думал Эшер по дороге к месту своего последнего заключения. Очень умно, сбежать из одной неприступной тюрьмы, чтобы спустя несколько часов оказаться в другой. Оставалось только улучить момент и отправить весточку Пьетро и Тате – им пора возвращаться домой. В ватной, тягучей пустоте безысходности Эшер с удивлением разглядел призрак чувства вины: он не справился, подвёл Тату, Эрминов, а, может, и… Нет, на спасение человечества он не замахивался, но люди имеют право узнать правду.
Пленника вели по тоннелю, за прозрачными стенами которого раскинулись целые исследовательские полигоны – Пьетро всё бы отдал, лишь бы оказаться в этом храме передовых технологий. Эшер скользил безразличным взглядом по внушительным конструкциями из углепластика и металла, как вдруг наткнулся на знакомое имя – Ациноникс. Несмотря на мрачное расположение духа, его позабавила мысль о том, что люди до сих пор пишут название корабля на фюзеляже, одушевляя машину словно древние язычники.