– Эшер, ты слышал что-нибудь о капсуле смертника? – вопрос прозвучал как бы невзначай, но всё-таки застал мальчика врасплох. Всего минуту назад они с настоятелем любовались россыпью звёзд на бархате летнего неба, и послушник восторженно внимал рассказу о неиссякаемой фантазии древних, населивших небеса героями мифов и причудливыми тварями. Казалось, что он впервые видит звёзды, с детства знакомые под безликими номерами стандартного навигационного каталога… и тут беседа повернула в неожиданное русло.
– Знаешь, для чего она нужна? – настоятель принял затянувшееся молчание за неуверенность.
– Космическая капсула на одного человека с запасом топлива, транквилизаторов и питательных инъекций на десять-пятнадцать лет на борту. Её используют для ссылки в дальний космос, чтобы оборвать энергетическую линию и не дать осуждённому переродиться на обитаемых планетах, – без запинки отчеканил Эшер, словно отвечал заученный урок. – Капсула смертника – высшая мера наказания для самых опасных преступников, чьим воплощениям не место в цивилизованном обществе.
– Очень точно сказано, мальчик мой, – рассеянно похвалил настоятель, пытаясь со всей деликатностью сформулировать следующую мысль. – Этот вид смертной казни, как и любой другой, давно не практикуют, и всё же… Гм… В качестве одной из версий Порядок рассматривает возможность того, что ты можешь быть перерождением такого… осуждённого человека. Это всего лишь одна из версий, Эшер, одна из множества! Только предположение, которое нельзя списывать со счетов, и опровергнуть его для Порядка предпочтительнее, чем подтвердить, ты же понимаешь. Они сами говорят, что шанс на возвращение потока смертника в обитаемую Вселенную ничтожно мал… но статистически выше, чем вероятность сбоя в системе контроля рождаемости. Да что там мал, я бы даже сказал стремится к нулю! И я совершенно уверен, что их предположение ошибочно, – с робким ободрением в голосе добавил настоятель.
Но даже при свете звёзд на лице мальчика без труда читались смятение и страх, рождённый одной только мыслью, что координаторы не ошиблись на его счёт. Если на то пошло, Порядок никогда не ошибался, и на этой аксиоме зиждилось благополучие человеческой цивилизации.
Целый год после этого послушника мучили кошмары. Умом Эшер понимал, что раз у координаторов до сих пор нет никаких доказательств, то они вряд ли появятся. Но его преследовала навязчивая идея о том, что всё могло оказаться правдой – до тех пор, пока не доказано обратное. И если это так, должно быть, он совершил нечто настолько чудовищное и запредельно ужасное, что его поток отторгал собственное прошлое. Потому-то у него нет энерголинии до крайнего рождения, потому и нет памяти прошлых жизней. Но последнего смертника осудили девяносто лет назад, и он давно погиб, а оттиск потока Эшера не подходил ни к одной зарегистрированной энергетической петле. И в один прекрасный день, когда послушнику исполнилось шестнадцать лет, координаторы просто прекратили свои посещения.
Единственному во Вселенной человеку без прошлых жизней предстояло покинуть Землю на следующий день после того, как ему исполнится двадцать один год. Монахи больше ничем не могли ему помочь, не видели смысла обучать дальше и держать при ордене после совершеннолетия. Настоятель долго готовил воспитанника к этому дню: учил ориентироваться по обстановке, обходить острые углы в общении с нормальными людьми, применять приобретенные с таким трудом навыки на пользу себе и обществу. «Возможно, ты отыщешь свою память в глазах незнакомца или в отражении цветка в капле росы, – любил повторять он. – Но будь готов к тому, что это не произойдёт никогда. И научись главному: радоваться тому, что у тебя есть, не сожалея о том, что обрести не дано».
И вот первый встречный малец в гондоле по дороге на вторую планету от Солнца играючи раскусил бывшего послушника и заставил прятаться за треснувшей маской самообладания.
***
Эшер велел Янару вернуться к родителям, рискуя грубостью привлечь к себе ещё больше внимания. Мальчишка не собирался так легко сдаваться и снова полез с расспросами, но бывший послушник отвернулся к иллюминатору, натянул куртку на голову и остаток пути притворялся спящим. Только перед посадкой, забыв об осторожности, он открыл глаза и c замирающим сердцем следил за приближением земли – изящной литографии белых городских улиц с кирпично-красными крышами в окружении изумрудных садов. Может, Янар и остальные в прошлой жизни и видели эту красоту сотни раз, но Эшеру всё было в новинку, казалось восхитительным и чудесным.