Эшер замотал головой, но тут же машинально провёл рукой по краю цистерны – крышка встала на место. Он словно поймал самого себя на месте преступления, с поличным, и это было так же очевидно как и то, что тридцать секунд назад его разум не имел ни малейшего понятия, что и зачем творит тело. На всякий случай Эшер заглянул сбоку резервуара, но даже не обнаружил следов потайного механизма на абсолютно гладкой поверхности.
– Тоже верно: закрывай бак, чтобы в него не попала пыль. Вода – это хорошо, без воды в степи, считай, ты труп, – Родникс одобрительно кивнул. – А насчёт лжи я вас предупредил, так что пеняйте на себя, – и, повернувшись к ним спиной, зашагал вперёд по дороге.
Тата ещё не отошла от встречи с пыльным демоном, и опиралась на плечо Эшера: глаза слезились, ноги подкашивались, лёгкие свистели. Пьетро крепко сжимал левую руку девушки и сердито поглядывал по сторонам, готовый закрыть её грудью от любой опасности. Оставшуюся часть пути они провели в молчании – никаких вопросов, никаких экскурсов в историю Амиса. Когда на горизонте показался город, Эрмин убедился, что Родникс их не слышит, и шёпотом спросил:
– Почему ты выбрал эту дыру? Ты что-то вспомнил, да?
– Чёрт[K2] , да ничего я не выбирал! Я просто ткнул в карту пальцем наугад, и всё!
Но в глубине души Эшер знал, что это не так: когда с Татой случилась беда, и он едва ли соображал, что делает, подсознание выдало единственно верное решение, а руки действовали на автопилоте, как тогда, в библиотеке Эрминов. Он и правда не выбирал, и тем не менее что-то привело его именно сюда, в этот пыльный ад, где законы диктовала степь. Пьетро укоризненно покачал головой и ничего не ответил, а Тата не расслышала их диалог или сделала вид, что не слышит.
Поселение окружала десятиметровая стена: за ней аккуратными рядами окопались дома-пузыри, похожие на гигантские, высушенные на солнце панцири черепах. Ни деревьев, ни цветов, ни травы, только покрытые пылью улицы и глухие ставни на окнах. Местные недоверчиво косились на чужаков и старались обходить их по противоположной стороне улицы; Эшер вглядывался в обветренные лица, но читал в глазах лишь неприязнь на грани с враждебностью. Он знал, что в колониях не слишком жалуют жителей центральной части Галактики, но за этими взглядами скрывалось нечто большее, чем отголоски былой вражды.
Родникс велел им ждать, а сам скрылся доме, ничем не отличавшемся от тысяч других. Тата окончательно оправилась от потрясения и попыталась заговорить с кем-нибудь из ребятишек, что слонялись без дела поблизости, но малышня бросалась наутёк, а дети постарше делали вид, что не замечают её. Тогда она обратилась к женщине с полной корзиной плодов, похожих на маленькие бумажные фонарики, но та опустила взгляд и ускорила шаг.
– Да что с вами такое?! – в сердцах воскликнула Тата и оставила попытки наладить контакт с местными.
Минут через пять на пороге дома появился Родникс и жестом поманил Эшера. Пьетро и Тата двинулись следом, но Родникс остановил их.
– Пусть идёт один. Ты – расскажешь свою историю, – велел он Эшеру. – А Мактуб решит, можно вам верить или нет.
В доме оказалось прохладно и темно, так что Эшеру потребовалось время, чтобы глаза привыкли к полумраку. Узкий коридор опоясывал здание, а дверь, ведущую вглубь дома, охраняли два крепко сбитых поселенца. Один из них кивком указал на дверь, и Эшер, мельком оценив его телосложение и собранность, понял – нахрапом такого не возьмешь. Сам не зная почему, он вдруг ощутил беспричинное беспокойство и острое желание поскорее убраться отсюда, как в детстве, когда ничего плохого, вроде, не сделал, но пятой точкой чувствуешь, что наставник будет ругать. Может, всё-таки лучше попытать счастья в другой колонии? Ну уж нет: время для них сейчас – непозволительная роскошь, и Эшер решительно толкнул дверь.
Через три узких окна под потолком едва проникал дневной свет; вдоль стен были навалены плотно набитые мешки, в несколько рядов, почти до самого потолка; удушливо пахло чем-то пряным и горьким. На тюфяке в углу комнаты полулежал старик, казавшийся пауком с тонкими жилистыми руками-лапами, опиравшимися на клюку.
– Как тебя зовут? – голос старика, неожиданно сильный и низкий, нарушил душную тишину.
Эшер сделал несколько шагов вперёд, чтобы старейшина мог его рассмотреть, и Мактуб, словно собака, вскинул голову на звук шагов. Только тогда Эшер догадался, что старик слеп, и смущённо замер на месте.