Но главное, открытие Тума исцелило человечество от синдрома накопления ошибок. Воспоминания о прошлых воплощениях не содержали информации, только эмоции и навыки, доведённые до автоматизма. Так, однажды научившись танцевать, после перерождения достаточно было услышать любимую мелодию, чтобы ощутить неудержимый ритм каждой клеткой своего тела и спустя пару недель тренировок двигаться под музыку так, словно за плечами – годы практики. В эпоху Потока смерть превратилось во временное неудобство, потребность регулярно обновлять физическую оболочку, а необходимость цепляться за жизнь отпала сама собой.
Каждому следующему поколению всё проще давался новый порядок вещей, и в конце концов люди научились обходиться без инъекций и медитативных практик. Обязательным условием надёжной, ясной памяти прошлых жизней оставалось замыкание энергетических петель, поэтому человек стремился к тому, что делало его счастливым в прошлых инкарнациях. Родные и близкие, увлечения, любимая работа, памятные места – после перерождения всё самое важное возвращалась на круги своя.
Бывшим возлюбленным достаточно было встретиться взглядом, чтобы ощутить всю полноту связавшего их когда-то чувства. Человек легко узнавал своих близких из прошлых жизней как в облике несмышлёных младенцев, так и глубоких стариков. Больше не требовалось тратить годы на обучение или получение профессии – навыки возвращались после нескольких уроков, восстановления физической формы или восполнения пробела в знаниях. Школьное и университетское образование свелось к лекциям со свободным посещением без обязательных заданий и аттестаций, потому как переизбыток скучной информации считался вредным для неокрепших умов. Люди просто плыли по течению, пока у них не возникало желание получить новый опыт или изменить свою жизнь.
Занимайся тем, что делает тебя счастливым, и будь с тем, кого любишь; радуйся жизни и умирай в своё время без тени страха и сомнения, чтобы переродиться и вновь благоденствовать – таким стал девиз просветлённого Homo memor, человека помнящего.
***
– Всё-таки я тебя знаю. И, по-моему, знаю очень хорошо, – девушка прервала экзистенциальные размышления Эшера. Пальцами ног пощекотала янтарного карпа, подплывшего слишком близко, и в подтверждение своих слов добавила: – Взять, к примеру, эти твои часы… Механические, ты собрал их сам по старинной схеме и ужасно ими гордишься. А ещё ненавидишь, когда у тебя что-то получается хуже, чем у других. Но как такое возможно?
– Это называется перфекционизм, с людьми такое случается, – с нервным смешком ответил Эшер. Он почувствовал себя голым, но отступать было некуда.
– Да я не про это, а про всё остальное, – она с раздражением отмахнулась от неудавшейся попытки перевести разговор в шутку. – Это ведь невозможно! Не-воз-мож-но! – повторила девица по слогам, словно пыталась придать вес своим словам. – А ещё я знаю, что ты…
– Прекрати, пожалуйста. Знаешь, это пугает, – Эшер не выдержал. – Ты права, у меня есть часы, и список, и роба… Ты знаешь слишком много, зато я о тебе ничего не знаю. Как тебя зовут хотя бы?
– Тата. Ты правда меня не помнишь? Совсем-совсем?
Пришло время расставить точки над i, и Эшер сбивчиво поведал ей свою историю: рассказал о жизни в монастыре, бесплодных попытках пробудить память, посещениях координаторов и беседах по душам с настоятелем. Тата внимательно слушала, удивлялась, но не упускала случая вставить замечание о том, что знала сама. Она словно хотела доказать, что это не трюк, не уловка, и уж точно не совпадение, но со стороны выглядела как неугомонный вивисектор, снова и снова задевая за живое.
– Если уж Порядок не докопался до истины… Всё это очень странно. Откуда же я столько знаю о тебе? Будто мы с тобой – близкие друзья, хотя я ничего подобного не чувствую, – Тата пожала плечами. После недолгих раздумий её лицо вдруг просветлело: – Хотя знаешь что? Если кто и знает о воплощениях и памяти больше, чем Порядок, так это Брого Тум. Ты хотя бы в курсе, кто это?