Десница не видел, как открылась дверь и в бар вошел Джек Фаррелл. Он слышал только мощный голос Карузо, озвучивавший душевные страдания Канио. На последней ноте он механически поднял обе руки, чтобы поаплодировать.
— И не опускай их! — рявкнул Джек Фаррелл. Десница вскинул голову, чтобы увидеть нацеленный на него револьвер сорок пятого калибра, который держала крепкая, в веснушках, ирландская рука. — Не опускай их, итальяшка!
Его опытные пальцы прошлись по пальто Десницы, достали оба пистолета, из кармана и из плечевой кобуры, а потом Фаррелл рассмеялся прямо в смуглое лицо:
— Нет слабого места, так? Не позволишь себя ущипнуть? Убьешь любого, кто тебя ущипнет, да? — Он защелкнул стальные браслеты на запястьях Десницы. — Теперь можешь их опустить. Теперь у нас на них много чего есть, и Роки может без риска для себя рассказать все, что ему известно о Скотти Дункане.
Десница Эванс застыл, как памятник, глядя на Фаррелла с ненавистью гремучей змеи, которой перебили позвоночник.
— У тебя не было слабого места, — продолжал Фаррелл, широко улыбаясь. — Выпивка тебя не брала. Женщины прельщали не больше, чем игральные автоматы. И завтра ты собирался меня убить. Но слабое место у тебя все-таки нашлось. Твоя настоящая фамилия Гуардалабене, так? — Десница с момента ареста не произнес ни слова, вся распирающая его ненависть сосредоточилась в глазах. Лицо оставалось каменным.
— Его фамилия Гуардалабене, Роки, — повернулся к бармену Фаррелл. — И от кармана его руку мог оторвать только голос того итальяшки. И твоей «эшиллесовой пятой», мистер Гуардалабене, оказалась музыка. Позвони в участок, Роки, пожалуйста.