После всевозможных исследований и анализов Биби привезли в палату. Девушка находилась в состоянии крайнего изнеможения. Это тревожило ее, но она тотчас же уснула и проспала до самого ужина. Казалось, ее накачали сильным успокоительным.
Доктор Чандра предпочел не тревожить пациентку. Лучше дождаться следующего дня, а потом обсудить с ней результаты ее обследования. Так у него будет больше времени хорошенько их обдумать. Биби уже исполнилось двадцать два года. Она вышла из-под опеки своих родителей, но доктор Чандра все же предпочел первым делом переговорить с ними, чтобы «определить, что же она за девушка», как он выразился.
Нэнси и Мэрфи уселись с ним за столик в комнате отдыха в северном крыле четвертого этажа. Они были здесь одни, никого из персонала в этом месте не оказалось. Торговые автоматы тихо гудели, словно обдумывали что-то очень важное. Безжалостный свет флуоресцентных ламп не располагал к излишней откровенности.
– Я сказал Биби, что для обработки всех данных понадобится некоторое время. После надо определиться с диагнозом и назначить ей курс лечения, – сообщил доктор Чандра. – Приду к ней завтра в десять часов утра. Я всегда стараюсь сообщать поставленный мною диагноз и прогнозы дальнейшего протекания болезни наиболее приемлемым для пациента образом, поэтому было бы крайне желательно заблаговременно знать о характере и психологическом состоянии моей пациентки.
Нэнси услышанное не понравилось. Хорошие новости не нуждаются в тщательном подборе слов. Ей хотелось высказать это вслух, но неожиданно женщина заметила, что у нее перехватило дыхание.
– Биби – исключительно одаренная девушка, – промолвил Мэрфи.
Пожалуй, никто, кроме Нэнси, не смог бы почувствовать, как он волнуется. Он смотрел только на врача, словно боялся, что, взглянув на жену, может расклеиться.
– Она умная, куда умнее меня. Биби догадается, если вы от нее хотя бы что-то утаите, и очень огорчится. Она предпочтет узнать все наверняка, без экивоков и недоговоренностей. Характер у нее куда сильнее, чем может показаться.
Мэрфи принялся рассказывать врачу о смерти Олафа, золотистого ретривера, который умер лет шесть назад, когда Биби исполнилось шестнадцать. Сначала Нэнси показалось странным, почему муж счел, что эта история имеет хоть какое-то отношение к происходящему с ними сейчас. Однако, слушая Мэрфи, она поняла, что этот рассказ может дать доктору Чандре вполне ясное представление о том, какой девушкой является Биби.
Врач слушал не перебивая, только кивнул несколько раз, словно и не имел других пациентов, кроме Биби.
Когда Мэрфи окончил рассказ о смерти Олафа, Нэнси отважилась задать вопрос, хотя голос ее при этом дрогнул:
– Доктор Чандра… А что вы за врач? Ну, я хочу знать, какая у вас специализация…
Медик смотрел ей в глаза прямо, будто решил для себя, что свое упрямство и стоицизм Биби унаследовала от матери.
– Я онколог, миссис Блэр. А еще точнее – онколог-хирург.
– Рак? – промолвила Нэнси таким тоном, словно «рак» был близким синонимом слова «смерть».
Зрачки цвета темного шоколада светились теплом и сочувствием. А еще Нэнси увидела в них то, что приняла за печаль.
– Хотя мне бы хотелось еще раз перепроверить результаты ее обследования, я в достаточной мере уверен в том, что мы имеем дело с глиоматозом головного мозга. Болезнь зарождается в клетках соединительной ткани этого органа и быстро распространяется вокруг пораженного участка.
– А что служит причиной? – задал вопрос Мэрфи.
– Мы не знаем. Это очень редкое заболевание. Ученые просто не имеют возможности досконально изучить его. Во всех Соединенных Штатах случается не более сотни случаев за год.
Нэнси вдруг осознала, что подалась всем телом вперед и теперь держится обеими руками за краешек стола, словно желая обрести точку опоры в надвигающемся на нее урагане.
– Вы собираетесь удалить опухоль? – произнес Мэрфи.
В его интерпретации вопрос прозвучал преисполненным надежды.
После непродолжительного колебания онколог сказал:
– Эта опухоль не похожа на другие раковые. Строением она напоминает паучью сеть и поражает не только лобную долю головного мозга. Ее трудно обнаружить, выявить злокачественные клетки… Иногда, главным образом, когда это маленькие дети, мы оперируем, но в редких случаях добиваемся удовлетворительных результатов.
По-видимому, немного успокоенный тем, что глиому трудно обнаружить, Мэрфи ухватился за другую надежду:
– И как ее лечить? Химиотерапией? Излучением?