Дом Гидеона выделялся на территории поместья — величественное здание с несколькими корпусами и огромным внутренним двором, в котором находились сады и бассейн.
Ветерок шевелил листья на деревьях, посаженных по обе стороны дома. Во фруктовых садах Риос выращивали яблоки, груши, сливы и вишни, и одно это, возможно, сделало Гидеона богатым человеком.
Но сады не были его единственным источником дохода.
Дорожка разделилась, когда мужчины достигли лужайки, на которой виднелось старое кострище в окружении деревянных столов и каменных скамей. Гидеон махнул рукой налево, и Эшвин молча последовал в том направлении. Он знал, что дорожка направо ведет к Храму Пророка.
Это здание было скромнее по сравнению с домом Риосов, но жрицы, жившие там, принимали послушниц, которые демонстрировали мастерство в ремеслах. Вышивка, керамика и изделия из кожи, которые они производили, продавались втридорога, что тоже пополняло казну Гидеона. Плюс ко всему, девушки выходили замуж в семьи, которые были заинтересованы не только в использовании их навыков, но и в связях с королевской семьей Сектора 1.
С точки зрения Эшвина, все в Секторе 1 наполняло карманы Гидеона, так или иначе.
Эшвин украдкой бросил взгляд на внука Пророка. У Риоса было такое же простое расслабленное выражение лица, что и во время обеда.
В результате наблюдения за Гидеоном Эшвин не узнал ничего нового, кроме того, что уже было известно. На вид ему около сорока, загорелая кожа, темные вьющиеся волосы и карие глаза под тяжелыми бровями. Морщинки вокруг глаз, которые люди называют морщинками смеха — что не удивительно, ведь даже сейчас губы Гидеона были изогнуты в легкой полуулыбке.
Он одевался не как лидер, но одежда производила обманчивое впечатление. Его скромная белая тенниска была не продуктом изготовления какого-нибудь завода в Секторе 8, а сшита вручную, вероятно, одной из послушниц Храма. И кожаные штаны сидели слишком хорошо.
Тщательно разработанное, чрезвычайно дорогое изъявление смирения.
В Секторах, как правило, выживание зависело от демонстрации силы. Только смертельно опасный человек мог прикладывать усилия, чтобы казаться безобидным.
— Koрa казалась слегка неуверенной за ужином.
Слова звучали спокойно, Гидеон продолжал расслабленно улыбаться. Но в затылке Эшвина кольнуло, как будто он попал под прицел снайпера.
Эшвин обдумывал варианты ответа. Его лицо было настолько непроницаемо, что большинство людей, общавшихся с ним, было не в состоянии понять, когда он лжет. Но в данном случае правда могла сыграть ему на руку.
— Я сожалею о каком-либо дискомфорте, причиненном ей. Я не привык к людям, чувствующим беспокойство за меня. Это просчет с моей стороны. Koрa заботится обо всех.
— Она именно такая, — согласился Гидеон, по-прежнему легко и дружелюбно улыбаясь, но Эшвин ощутил, как ловушка сжимается — потихоньку, но неотвратимо…
— Я так понял, беспокойство проявлялось в обе стороны во время войны.
Покалывание в затылке превратилось в предостережение, не позволившее потерять сознание от болевого шока. Жар полыхнул по нервам — конечно, не совсем боль, но и отнюдь не удовольствие. Предупреждение не позволило образу из прошлого окончательно сформироваться в его сознании.
Koрa в центре боя. Ее кожа покрыта кровью, щеки покрыты пятнами грязи. Ее глаза широко открыты, и он судорожно скользит руками по ее телу в поисках раны, пока не понимает, что кровь не ее…
Свет начал болезненно резать глаза, и Эшвин заблокировал в памяти мысли о Коре. Сосредоточил внимание на хрусте гравия под сапогами, ветре в деревьях, отдаленном звуке птичьего пения. Большинство птиц, скорее всего, были северными пересмешниками. Если он сосредоточится на их пении, то сможет оценить расстояние…
— Эшвин?
— Стандартный солдат Махаи не способен на заботу, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Война оказала дестабилизирующее влияние на меня, но База скорректировала мой режим восприятия. Koрa Беллами — хороший врач, она всегда проявляла участие к солдатам Махаи. Многие из нас испытывают лояльность по отношению к ней. Я не выдам ее месторасположение командованию Базы, если вас это беспокоит.
Это было правдой. База может требовать от него все, что хочет.
Все, что угодно, кроме Коры!
— На самом деле, меня заботит не это.
Они уже подошли к казарме, когда Гидеон резко повернулся к нему лицом. Его внезапно серьезное выражение было едва различимо в скудном свете луны.