Человеком, которого никогда не встречал.
Дикон подразумевал, что дед Гидеона подкупил его.
— Что случилось?
— Отец Гидеона взял на себя религиозную деятельность в Секторе, но он был не очень популярен. Были… волнения. Половина людей хотели, чтобы Пророк ушел, а другая половина требовала, чтобы Гидеон занял его место. — Снова леденящий оскал зубов. — Из того, что я слышал, старик терпеть не мог конкурентов.
Нет, он бы не стал. Психологический профиль старого Фернандо Риоса выявил интенсивные нарцистические тенденции. Эшвин никогда не находил это удивительным. Требовался своеобразный тип личности, чтобы превозносить себя избранником Бога. И еще более специфический тип, чтобы по-настоящему в это поверить.
— Я читал аналогичные оценки.
— Когда Гидеон узнал об этом, он пригласил меня и предложил закончить работу. Сказал, что человек чести всегда держит свое слово — это было просто ох…енно смешно. Не было никакой чести в происходящем. Во мне. — Дикон опрокинул бутылку с пивом, но она оказалась пуста. Тогда он начал крутить ее в руках. — Я был готов умереть. Я сам вложил пистолет в руку Гидеона. И знаешь, что он сделал? Он положил оружие на стол между нами и поинтересовался, за что в этом мире, на мой взгляд, стоит бороться.
А Малхотра думал, Гидеон был безрассудным с ним. И тем не менее, эти слова не вызывали удивления. Он наблюдал за этим человеком в течение нескольких недель и до конца не мог себе представить, как должна выглядеть вероятная оценка психологического профиля Гидеона.
В какой-то момент он выглядит убедительно смиренным человеком, который не притворяется, но это только на людях. В следующий — он играет своей жизнью и жизнями всех вокруг него в безмятежной уверенности, считая, что может видеть правду в глубине сердца другого человека, истину, которую человек отрицает даже сам перед собой.
А может, он на самом деле может.
Все размышления Эшвина объединяло одно основное предположение: «Все, что касалось божественного, было именно этим».
Утверждением. Выдумкой, даже если человек верил в это так истово, так полно, что это нельзя было классифицировать как ложь.
Не было никаких доказательств существования какой-либо высшей силы, Бога или любого другого существа. Но отказываться рассматривать возможность было иррационально, как и верить в это без доказательств. И не нужно никакой мистической составляющей в его идее. Гены Коры были изменены таким образом, что сделали ее эмпатию почти столь же ощутимой для нее, как вкус или прикосновение.
Способность принять это была заложена в самом человечестве. Эшвин полагал, что не имеет никакого значения, считал ли он, что Гидеон произошел от высшей силы или он — результат мутации. Это имело значение только тогда, когда он верил.
— И что же ты решил? — спросил Малхотра, наблюдая за суровым выражением лица Дикона. — За что стоит бороться?
— Я не смог ответить, потому что я не знаю. Поэтому он предложил мне способ узнать.
— Гидеон предложил мне пари. — Эшвин допил свое пиво. — Он сказал мне, что мог бы сделать из меня верующего.
Дикон снова хмыкнул.
— Неужели он?..
Эшвин уклонился от вопроса, задав свой собственный.
— Так ты смог выяснить, за что стоит бороться?
— Я здесь, не так ли?
— Я тоже, — Малхотра отставил бутылку. — Поверишь ты мне, или нет… но ты не должен беспокоиться обо мне. Если Гидеон не сделает что-то, что поставит под угрозу Кору, или не начнет превращаться в своего рода тирана, для которого бы потребовалось нанять наемника…
Дикон отмахнулся от его слов.
— Гидеон сейчас не твоя проблема. Равно, как и База, или твои приказы, или я. Ты — проблема. И решение.
— Я не понимаю.
— Я знаю. Вот почему я здесь. — Он хлопнул ладонями по бедрам, потом сложил их на коленях. — Koрa — сестра Гидеона, и ты заставил ее плакать. Ты можешь это исправить, но не ради Коры и не потому, что не можешь видеть, как она плачет. Ты должен исправить, потому что это нужно тебе. Это единственный способ, который работает.
— Я не знаю, как это сделать. — Малхотра сцепил пальцы вместе, чтобы унять нервную дрожь — доказательство того, как сильно он нуждался в Коре. — Я не могу видеть, как она плачет. Это невыносимо. Это заставляет меня хотеть уничтожить все, что причиняет ей боль. Как я могу исправить эту проблему, если я тот, кто заставляет ее страдать?
— Ты не слушаешь! Ну что за дерьмо… — Дикон заворчал. — Если ты сосредоточишься на том, чтобы никогда не причинять ей боль, то это безнадежное дело. Это чисто по-человечески невозможно. Вот почему существуют слова «мне очень жаль».