Руки были тяжелыми, когда Кора прикоснулась к одной из покрасневших ссадин.
— Моя очередь извиниться, — сипло прошептала она.
Эшвин накрыл ее руку своей.
— Нет. Все еще моя. Я собирался быть… нежнее. Завтра у тебя все будет болеть.
Девушка улыбнулась.
— Я знаю, что уже говорила тебе это, но… есть вещи похуже…
— Я помню. — Нежная рука ласкающим движением прошлась по позвоночнику, прослеживая ее татуировки, как если бы он запомнил точную форму и расположение. — Я просто чувствую себя более комфортно, когда знаю, что с тобой все в порядке. Более стабильным. Я не хочу обидеть или напугать тебя когда-нибудь снова.
Эшвин только один раз напугал ее, на протяжении всех лет, что она знала его, в самом центре города и во время финальной битвы войны с Секторами. Даллас О'Кейн был смертельно ранен, и Koрa была в отчаянье, пытаясь удержать его на грани жизни и смерти.
Тогда и появился Эшвин, с дикими глазами, решив любой ценой вытащить ее оттуда, независимо от последствий.
Koрa приподнялась на одной руке и оперлась подбородком на руку.
— Ты знаешь, почему я была испугана в тот день, Эшвин?
Он изучал ее выражение.
— Я был абсолютно иррационален. И… и жесток. Твой страх был логичен.
— Нет, потому, что ты не позволил бы мне делать свою работу. Ты бы вытащил меня оттуда, и Даллас умер бы — тогда это была бы моя вина. — Она сделала глубокий вдох. — Но если бы ты был готов — или способен — подождать, то я бы ушла с тобой, поверь мне. Я не хочу быть в опасности, это страшно. Но я не могла позволить кому-то, кто был ранен, умереть просто ради того, чтобы спасти себе жизнь.
Мужские пальцы прошлись вверх и вниз по ее спине, когда Эшвин обдумал слова снова, и крошечная морщинка появилась между его бровями.
— Я не знаю, могу ли пообещать это. Ничто, кроме очередного раунда рекалибровки не сможет остановить меня от защиты твоей безопасности. Ты хотела, чтобы я чувствовал, и это то, что я чувствую. Мне невыносимо видеть тебя в опасности.
Дыхание перехватило, и Коре пришлось сглотнуть комок в горле, чтобы просто заговорить.
— Так будет всегда. Порой опасность неизбежна, но мы принимаем риски и надеемся на лучшее.
— Koрa… — Эшвин разорвал зрительный контакт со вздохом и закрыл глаза. Рука тяжело опустилась на ее спину, пальцы властно обхватили затылок.
— Я не могу ничего обещать, и не собираюсь тебе врать. Я могу попробовать… но если все сведется к выбору между тобой или кем-то еще в мире? Или всем остальным в мире? Я никогда не смогу обещать…
— Даже если смерть кого-то убила бы меня во всех отношениях, что важнее?
Его глаза широко распахнулись, и рука напряглась в жестком захвате.
— Нет!
Кора коснулась легким поцелуем его челюсти.
— Если бы все было так просто, жизнь была бы легка, и любовь всегда побеждала здравый смысл.
Эшвин прижал рот к ее уху.
— Я не очень хорошо справляюсь с вещами, которые не являются логически последовательными. Ты должна будешь научить меня.
Дрожь предвкушения волной прошла по ее телу, вызывая мурашки на коже.
— Это может занять некоторое время.
— Хорошо. Ты должна основательно постараться.
Тепло захлестнуло ее снова, когда она завладела его губами в сладком поцелуе.
— Ты можешь рассчитывать на меня, лейтенант!
Глава 16
Эшвин подозревал, что когда Кора уставала, разбудить ее практически невозможно.
Она с трудом шевельнулась, когда он сразу же после рассвета выскользнул из постели чтобы одеться, и только пробормотала что-то сонным голосом, когда Эшвин вернулся и обернул одну из серебряных цепочек вокруг хрупкого запястья. Когда солнце попозже заглянет в окна, сапфиры, нанизанные на браслет, поймают лучи света и отразят яркий синий цвет, такой же, как оттенок ее глаз.
Сентиментальная мысль. Он отчетливо осознавал это. Рассмотрев и оценив с разных ракурсов свой поступок, он не смог найти в этом никакой логики. Напрашивался единственный вывод.
Прошлой ночью в какой-то момент его сознание окончательно изменилось и уже не подлежит восстановлению.
Для сломленного человека в состоянии катастрофической дестабилизации, он чувствовал себя загадочно…
Нормальным?
Эшвин не привык использовать это слово. Оно было неточным и субъективным, полезным только в пределах социальных взаимоотношений, где нормы поведения были четко определены. Ничего в нынешней ситуации не могло быть выбрано в качестве стандарта. И прошлой ночью…
Прошлой ночью он почувствовал трещины в монолите. Знакомая неопределенность и тошнотворное давление неожиданной уязвимости. Он научился распознавать, обрабатывать и принимать во внимание эмоции, как химический раздражитель, но никто никогда не учил его что делать, когда они были чужды и необъяснимы. Когда они возникали слишком быстро, чтобы можно было их логически обработать. Или были слишком сильны, чтобы игнорировать.