— Он хотел, чтобы я сделала это в любом случае, и не оттого, что был приверженцем соблюдения протокола. У меня возникло ощущение, что он не хотел, чтобы у меня были из-за него неприятности, и это было… неожиданно. — Ново и запутанно, и волнующе. — Я знала, что мечтала о нем слишком долго. Но это был первый раз, когда я стала считать, что он тоже может думать обо мне.
— Знала ли ты тогда? — тихо спросила Нита. — Что любила его?
— Нет, до меня медленно доходит. — Koрa проглотила смешок. — Я, наконец, поняла это прошлой ночью.
— Святые!.. — Марисела хлопнула ее по плечу. — Если что, я этого не говорила, но я думаю, ты жирафа.
Смех рассыпался серебряным колокольчиком, и Нита присоединилась, вернув все внимание к забытой чаше.
— Можно подумать мы бы догадались о любви, оказавшись в такой ситуации. Но даже здесь, в Секторе 1, где сердце — это все, большинство из нас не может понять, где начинается любовь, и что это значит.
Они немного успокоились, когда звук шагов эхом отразился от плитки. Через мгновение Эшвин и Ивэн появились в проеме и вошли во внутренний двор, сердце Коры забилось в горле.
Это не имело никакого смысла. Она видела его сотни, тысячи раз, и в гораздо более интимной обстановке, чем сейчас. Но сейчас Кора испытывала трепет, словно это была их первая встреча.
Его волосы казались длиннее, чем обычно. Несколько прядей закрывало высокий лоб, и ее пальцы сразу зачесались в предвкушении, при мысли о том, как она откинет их, пригладив. Эшвин казался… спокойней, чем раньше. Немного небрежно одет и даже выглядел более раскованным.
Потом она увидела его разбитую губу, капелька крови запеклась в уголке рта.
Кора забыла о глине, покрывавшей руки, и бросилась к нему:
— Что случилось?
Он моргнул, затем непроизвольно поднял руку к губам, как будто забыл.
— Ерунда. Ана. Я обучал ее, как приблизиться к более высокому сопернику, и она удивила меня.
— О!.. — Внезапно узел в ее животе ослаб. — Ты занимался спаррингом.
— Да. — Эшвин перехватил ее за запястье и изучил заляпанные глиной пальцы.
— Ты… занималась лепкой?
— Неудачно. — Кора пыталась не покраснеть от смущения, но когда у нее что-нибудь срабатывало так, как хотелось? — Я думаю, что мои художественные способности начинаются изаканчиваются, когда я наслаждаюсь творениями других людей.
Малхотра провел большим пальцем по подсохшим крошкам глины, прилипшим к ее ладони, казалось бы, совершенно не обращая внимания на любопытных зрителей. Кора откашлялась, вытащила кисть, и окунула обе руки в ведро с холодной водой, стоящее на ее рабочем месте.
Эшвин мгновение смотрел, прежде чем следом погрузить свои пальцы в воду. Его большой палец коснулся тыльной стороны ладони, стирая медленными круговыми движениями кусочки глины с нежной кожи. Контакт был волнующим, ее ответная реакция — болезненно острой, заставив стянуться узлом низ живота. Кора мгновенно забыла и о подозрительном взгляде Ивэна, и о беззастенчиво зачарованной Мариселе, и даже о немного завидующей Ните.
Она резко вздохнула, пытаясь втянуть достаточное количество воздуха в легкие, и содрогнулась. Пальцы Эшвина провокационно скользнули по мягкой ладошке под водой. Он был невинен и эротичен одновременно, и двусмысленность происходящего заставила ее голову закружиться.
Эшвин ничего не говорил, только прикасался к ее рукам, пока глина не исчезла, затем просто гладил их. Нежно. Сознательно. Не совсем невинно. Его дерзкий палец скользнул между ее указательным и большим, уговаривая их раздвинуться шире, что должно было быть преднамеренным эхом или обещанием более интимного контакта.
Внутренний трепет превратился в крупную дрожь. Кожа порозовела, соски напряглись, а пальцы судорожно затряслись под водой. Это заставило бы ее почувствовать себя уязвимой, чересчур открытой, если бы она единственная испытывала эти чувства. Но Эшвин пристально на нее смотрел, его зрачки расширились, дыхание было быстрое и неглубокое, а соблазн слишком велик, чтобы игнорировать ощущения захватившие их. Кора опустила глаза вниз, взгляд неумолимо притягивало к паху, обтянутому джинсами…
Марисела откашлялась.
Koрa выдернула руки из воды и поспешно обтерла о свою рубашку.
— Я просто…
Кашель Ниты подозрительно напоминал смех, когда она использовала провод, чтобы снять готовую чашу с гончарного круга и перенести ее на деревянную доску.
— Ивэн, иди и сделай что-нибудь полезное. Мне нужно донести это до моей печи.
Взгляд Ивэна метнулся к Мариселе.