Только потом Эшвин понял, что она смеется.
Облегчение был мгновенным, но было что-то еще. Незнакомое ощущение ему сразу не понравилось, оно заставляло чувствовать себя беззащитным и выставленным на всеобщее обозрение.
— Что смешного?
— Мы! — Кора подняла голову и откинула спутанные волосы с порозовевшего лица. — Мы идиоты. Мы могли бы сделать это раньше. Мы могли бы жить, занимаясь любовью голыми в постели.
Неприятное ощущение испарилось довольно быстро, и он наконец-то понял, что это было — уязвленное самолюбие. Самодовольная гордость сменила его, и Эшвин протянул руку, чтобы откинуть влажные волосы с ее потного лба.
— Это было неосуществимо.
— О, я не согласна! Я думаю, это моя самая лучшая идея, когда бы то ни было.
Светлые локоны запутались вокруг его пальцев, и Эшвин начал нежно перебирать их, отделяя друг от друга.
— Ты находишься под влиянием большой дозы окситоцина (прим. — в упрощенном смысле — гормон привязанности и любви, удовольствия).
— Интимный разговор в постели — интересная штука. Ты сможешь осмыслить это позже. — Кора очертила его полную нижнюю губу одним пальцем. — На данный момент ты мог бы просто сказать, что такого у тебя не было ни с кем. Это правда. Так оно и есть.
— Я не нуждаюсь в этом.
Эшвин пригладил распутанные пряди волос на плече и провел линию по ключице, туда, где в ямке на горле все еще колотился пульс. Было ли это результатом затяжного напряжения или просто нервы?
— Такого у меня не было ни с кем.
Быстрый стук ее пульса усилился. Девушка посмотрела на него сверху вниз, глаза расширились, пока не заблестели от навернувшихся слез. Маленький рот приоткрылся, потом закрылся, потом снова открылся.
— Прости. И я рада.
Эшвин ненавидел слезы. Они выглядели упреком, вызывая тревожную необходимость уничтожить все, что причиняло ей печаль. Вместо этого Малхотра притянул девушку ближе, чтобы ее голова оказалась у него под подбородком. Кончики пальцев нашли татуировку розы на изящной спине, и он начал медленно обводить края каждого цветка, надеясь, что это будет ощущаться, как рассеянное, успокаивающее утешение.
Он не был создан, чтобы сделать ее счастливой.
Неизменная истина его существования кольнула в сердце, даже когда она стремительно отбрасывала эту истину прочь, отметая доводы и причины, одно за другим.
И он, в конечном итоге, как и шесть месяцев назад, опять зациклится на этом и станет одержим ею.
И тогда он, вероятно, причинит ей боль по-новому.
Грейс
Брат Грейс был мертв.
Справедливости ради стоит сказать, что это не должно было стать каким-то шоком или даже новым известием. Семьи Всадников считали их ушедшими в тот момент, как они вступали в Братство. Они должны были, потому что это означало оплакать их сразу, изжить эту мучительную боль задолго до того, как обещание смерти будет выполнено.
Это должно быть милосердием, способом удержать близких от мук переживания неизбежного. Но, независимо от того, насколько сильно она пыталась, Грейс никогда не была в состоянии заставить это работать в своей голове, потому что она всегда знала, что Джейден был там, дышащий, смеющийся и полный жизни.
И теперь его не стало.
Она еще крепче сжала одеяло вокруг плеч; снаружи вроде не было холодно, но она дрожала. Горящий узел льда под ложечкой не позволил бы ей остановиться.
Грейс бродила около открытой задней двери дома, но идея зайти внутрь заставляла ее горло сжиматься от приближающейся паники. Дом был заполнен не только воспоминаниями о погибшем брате, но и традиционными подарками соболезнования, которые следовали за смертью в семье. Из-за статуса Джейдена, как одного из Всадников Гидеона, они были особенно разнообразны — не только продукты питания и предметы первой необходимости, но и золото Милагрос, двойные наплечники из мягкой кожи, а также рулоны домашней ткани, вытканной вручную.
Грейс не могла смотреть на них прямо сейчас.
Задумавшись, девушка перевела взгляд на небо. Звезды здесь смотрелись так же, как они выглядели и дома, в Секторе 7, ясные и светлые на фоне бархатной темноты. Это только чувствовалось, она была очень далеко от этого места.
После того, как их мать умерла, Джейден вкалывал все время, чтобы поддержать их, днем работая в поле, где были необходимы дополнительные руки, а ночью — в палатках паба, где рабочие пропивали их скудную грошовую зарплату. Он держал Грейс подальше от всего этого, не давая ей брать на себя больше, чем немного дополнительной стирки и ремонта одежды.
Джейден обещал заботиться о ней, и он сдержал это обещание. Вот она, в безопасности и под защитой в Секторе 1, и самая большая проблема заключалась в том, что она не могла оставаться в этом теплом, хорошо укомплектованном доме.
— Грейс?
Девушка узнала голос. Она обернулась, и вот он тут — Зик Джеймс, держит бутылку спиртного в одной руке, одетый в джинсы и поношенную футболку, которая была старше всего на свете. Его лицо выражало озабоченность, что ему совершенно не шло. Он был создан для улыбки, а не для печали.
И это было чертовски плохо, потому что именно скорбь они все испытывали сегодня.
— Сожалею, — Зик мотнул головой через плечо, в сторону входной двери. — Когда ты не ответила, я забеспокоился. Я могу уйти, если ты хочешь.
— Нет, все хорошо. Я просто… — Не было возможных объяснений, да и не имело смысла отвечать, поэтому она просто поинтересовалась. — Это для меня?
— Да. — Он протянул бутылку, не глядя ей в глаза. — Это ерунда, всего лишь немного бурбона из Сектора 4. Я не был уверен, что… — На этот раз его жест охватил все подарки, разложенные на столе и сваленные на полу. — Я подумал, все, что я могу предложить, кто-то уже принес тебе.
— Благодарю тебя, что не принес еду. — Грейс прошла на кухню и закрыла за собой заднюю дверь, заслоняя и небо, и звезды, и все воспоминания.
— У меня закончилось место в холодильнике еще перед обедом. Мне пришлось бы отдавать ее своим соседям. Там есть одна пожилая женщина, которая не знает о Джейдене, я имею в виду, я не смогла рассказать ей. И я придумала какую-то ерундовую историю об усовершенствовании нового рецепта, и теперь она думает, что я могу приготовить все.
О, Боже, она лепетала. Заткнись, Грейс!
Сочувствие заполнило глаза Зика, но все, что он сказал:
— Это трудно. Я был здесь в течение десяти лет, и то, как они переживают… или не переживают… — он пожал плечами. — Это тяжело понять, если ты не выросла здесь.
— Да. — Помогло, что он понял больше, чем она ожидала. Девушка накинула одеяло на спинку кухонного стула и потянулась за бутылкой. — А не стоит ли нам?..
— Конечно. — Зик протянул ей бутылку и подождал, пока она вытащила два стакана. — Послушай, я знаю, что они поступают немного странно, но есть некоторые вещи, которые Гидеон постановил действительно верно. Это забота о своих людях. И ты одна из них, ты знаешь? Вы с Джейденом присоединились к народу.
Грейс сломала печать на бутылке и покачала головой. Последнее, о чем она хотела думать в настоящее время, это о чьей-либо ответственности перед ней теперь, когда брат ушел. Вечное бремя, унаследованное Гидеоном.
— Я в порядке, Зик. Со мной все будет отлично.
— Я знаю. — Сказанное прозвучало почти страстно, но когда девушка взглянула на него, выражение лица было по-прежнему серьезным, почти замкнутым. — Но выслушай меня. Пожалуйста.
Грейс налила бурбон почти до краев в каждый стакан и передала один ему.
Она поняла, что бы это ни было, это имело для него большое значение, когда он расправился с половиной спиртного, прежде чем снова заговорить.
— Есть одна портниха, на окраине района Ист-Темпл. Я думаю, что она кузина Гейба, или тетя, или еще что-то, не знаю. Она становится старше и хочет уйти на пенсию, так что я думал… Я мог бы купить ее мастерскую для тебя.