Он сосредоточил большую часть внимания на восприятии окружающего. На вибрации. На ощущении внезапно возникшей тоски, когда они вырвались из гущи деревьев и помчались по главной дороге, ведущей к залитым солнцем вершинам Сьерра-Невада.
Это была привилегия солдат Махаи — работать автономно, что было несвойственно строгой иерархии Базы. Они обычно направлялись на расширенные секретные миссии и надеялись использовать свои лучшие навыки для достижения поставленных целей. Эшвин всегда ценил свою независимость больше, чем все солдаты гвардии вместе взятые, возможно, потому что с самого раннего возраста знал — это было единственной доступной альтернативой для него.
За всю прошедшую жизнь он видел только тревогу в глазах людей, обращенных на него. Даже когда они не ведали, что он был Махаи, но особенно, если они об этом узнавали. Его всегда отвергали и сторонились другие стажеры на Базе. Малхотра настороженно повиновался командованию, выполняя специальные задания в Эдеме.
Только Koрa всегда смотрела на него с нежностью и продолжала улыбаться. И это было легко объяснить — она была другой. Генетически измененной в своем роде, как и он, и не способной видеть, что темнота, в конце концов, всегда побеждает.
Его мир имел смысл, при условии, что Koрa была логичным исключением из фундаментальных правил. Но Сектор 1 отказывался следовать общепринятым стандартам, как будто сила Гидеона была настолько глубока, что если бы он сказал, что небо зеленое, то народ Сектора не просто поверил бы ему, а поднял бы глаза вверх и увидел бы пушистые белые облака в море зелени.
Риос мог бы переделать окружающую реальность по наитию. И принимая Эшвина — независимо от его мотивов — Гидеон перевернул физические правила Вселенной. Он преломил свет. Изменил гравитацию. Он создал то, чего не должно существовать — пустоту в груди Эшвина и тоску по узам Братства. Потребность принятия.
С Корой это страстное желание наполняло его с математически неосуществимой прогрессией. Потребовались годы, чтобы из странного, далекого, необъяснимого желания расцвело жестокое, одержимое жаждой наваждение.
От этого желания дыхание внезапно перехватило. Он напряженно сжал руль, железная дисциплина крепко удерживала его. Но когда они с ревом влетели во двор центрального Храма, пульс Эшвина заколотился от пьянящего чувства принадлежности.
Это ощущение усилилось, как только передние двери распахнулись настежь. Облаченные в мантии жрицы и послушницы спустились вниз по ступенькам, окружая его, когда он соскочил со своего байка. Эшвину до сих пор не нравилась непосредственная физическая близость к незнакомцам, но то, как они обрадовались ему, как кланялись и благодарили его за жертву…
Он и раньше видел такие взгляды. Так на Далласа О'Кейна смотрели его верные последователи. И на Гидеона, когда он находился среди своих людей.
С явным уважением. Искренним благоговением.
Как на Кумира.
Это было совершенно не похоже на все, что он когда-либо видел.
Во тьме прошлого он многое оставил на своем пути. Кровь на его руках и неопределенность обоснованной лояльности…
Хотеть всего этого было нелогичным безрассудством, как и потребность принадлежать к этой семье — святых наемников, проклятых — изгоев. Так же невозможно, как мечтать о будущем с Корой.
Гидеон мог взмахом руки изменить привычные правила своего Сектора, но однажды Эшвину придется пересечь границу реального мира снова. Падение в эту фантазию сделает его слишком слабым, чтобы выжить, когда придет это время.
Но, возможно, стоит в это поверить. Только на одну ночь.
Ложь…
Глава 15
Koрa никак не могла успокоиться. Она помогала в подготовке к вечеринке: накрывала столы, выкладывала еду и напитки. Ловила недоуменные взгляды прислужниц, когда те думали, что она не могла видеть их.
Теперь закончив все дела, она рассеянно бродила, не находя себе места, удаляясь в сгущающуюся темноту прочь от света разгорающегося костра. Ближе к дороге ее нервное состояние усилилось, скручивая нутро в тугой узел, и это продолжалось до тех пор, пока она не услышала рокот двигателей мотоциклов.
Тогда она осознала, в чем причина.
Беспокойство. Забота о безопасности и благополучии Эшвина была знакома, но это ощущение покровительственности не имело отношения к тревоге, граничащей с отчаяньем. И это казалось глупым и смешным, ведь не было никакой опасности. Ничего не могло случиться во время этого приветственного заезда.
Или же могло?
Тошнотворное ощущение в животе усилилось. Эшвин был в таком сложном положении, на грани самопознания в этом мире, который всегда считал для себя закрытым, и одна глупая шутка или резкий отказ могли все разрушить. Это могло навредить намного сильнее, чем огнестрельная или колотая рана, потому что он давно привык к физической боли.
Если кто-нибудь обидит его…
Внезапно байки появились в ее поле зрения, фары весело мигали в сумерках. Сердце Коры болезненно забилось, и она затаила дыхание, когда Всадники начали замедляться, пока вся кавалькада не остановилась.
Потом она увидела Эшвина.
Он был похож на чужака. Дело было не только в потертых джинсах и кожаной куртке, но еще в том, что его грудь украшало нехилое состояние из ювелирных изделий. Поблескивающее золото Милагрос тускло отразило свет, когда он соскочил со своего байка, с полдюжины кожаных ремней были увешаны тяжелыми золотыми чеканными монетами. Поверх них покачивались серебряные цепочки, украшенные редкими драгоценными камнями, ярко сверкающими на фоне горящих фар.
Он должен был выглядеть абсурдно, напоминая пирата давних времен, демонстрирующего награбленные ценности. Но у Коры перехватило дыхание от настойчивой, возбужденной напряженности в его взгляде, когда он посмотрел на нее. Не чужак. Она пристально следила за мужчиной, в котором раньше замечала только проблески того, что сейчас кипело под тонким налетом самоконтроля.
Напряжение спало, затопляя ее головокружительным облегчением и ощущением какого-то томительного предвкушения.
— Поздравляю, Эшвин.
Он улыбнулся. Настоящей улыбкой, естественной и легкой, и одного этого было достаточно, чтобы земля качнулась у нее под ногами. Малхотра шел к ней, полностью сосредоточенный, безусловно уверенный в себе, и она раскрыла руки в молчаливом принятии. Эшвин обхватил девушку за талию, приподнял, собственнически прижав ее тело к себе, и закружил в ошеломляющем объятии.
— Благодарю, Кора.
Монеты и драгоценности, висящие на его груди, болезненно впивались через рубашку, но девушка крепко прижалась к нему, несмотря на неприятное ощущение.
— Я скучала по тебе.
Он резко перевел дыхание.
— Я дестабилизируюсь. Быстро.
— Давай назовем это по-другому сегодня вечером, — прошептала Кора, прижав рот к его уху. — Давай назовем это… освобождением.
— Освобождение.
Горячие губы скользнули по подбородку, и сильные пальцы настойчиво сжались на бедре.
Ни один из них не ожидал внезапного хлопка, когда Зик со смешком неожиданно припугнул их.
— Да ладно, Кора. Пойдемте праздновать хоть ненадолго, прежде чем он свалит со своего собственного торжества.
Эшвин повернул голову и уставился на Зика, но Koрa ухватила его за подбородок и развернула в свою сторону:
— Все так старались, чтобы организовать вечеринку.
Этот аргумент никогда бы не остановил его раньше. Но хватка на бедрах ослабла, и Малхотра медленно начал опускать ее, скользнув губами по виску, пока Кора не коснулась ногами земли.