Имея возможность сохранить для Советской страны хоть полсотни беспризорных детей, дать им кусок хлеба и шанс обрести новую судьбу в замен безнадежно утерянной, моряки использовали эти свои скромные возможности.
Но новое время всё отчетливей проявляло и совсем другую свою сторону: вот что говорилось в рапорте начальнику дивизиона эсминцев: "Довожу до вашего сведения, что военмор машинист миноносца "Занте" Самойлов Николай на воскресник 23 октября 1921 года не пошёл, мотивируя это тем, что он освобожден по болезни. Когда я посмотрел в книге больных, в приемном покое, то такового не оказалось, и я приказал боцману базы т. Запольскому, чтоб он сказал ему прийти на работу. Боцману Самойлов сказал, что он здесь не зачислен и продукты не получает. Я отправился в канцелярию, и оказалось, что он числится в дивизионе эскадренных миноносцев с 11 октября. В результате он не исполнил моего приказания выйти на работу, ушел из дивизиона невзирая на то, что воскресник был массовый, где он должен работать. 23 октября 1921 г." (43)
На рапорт командира была наложена резолюция: "Десять суток ареста и списать в экипаж с аттестацией". Напомним, что "проступком" военмора явился отказ участвовать в "добровольном" воскреснике.
12 июня 1923 г. "Занте" получил новое имя "Незаможный' (незаможными звались безземельные крестьяне-батраки на юге России).
Восстановительный ремонт кораблей шел тяжело. Ну как держать машины в порядке, не имея мыла, соды и даже ветоши – возмущался в 1925 году командир эскадренного миноносца "Незаможник" Ковтунович: "…Нужно или прекратить ремонт или изыскать средства для добычи ветоши… команде выданы как ветошь несколько штук пришедших в негодность сигнальных флагов…".(56)
Не обходилось и без недоразумений: 11 января 1925 года начальник дивизиона эсминцев делает запрос председателю комитета по снабжению по поводу "доставленных на тральщике № 24 4-х 130-мм орудий, назначение коих командиру корабля не известно". Только через неделю, 18 января последовало разъяснение, что орудия сгружены временно и предназначены для установки на тральщиках №№ 22 и 23.
В это же время инженер-механик сообщал, что "из-за грязи и крайней тесноты обследование второго дна и составление дефектной ведомости идет крайне медленно, а судоремонтный завод известил, что имеет комплект топочного кирпича только для двух котлов и ремонт последующих начнет лишь по получении заводом новых партий кирпича.
Готовноссть эсминца "Незаможный" на I февраля 1925 года была следующей: корпусные работы 85 %, механизмы 94,5 %, котлы 93,5 %, по трюмной части 92,5 %, по артиллерии 34 %, электротехнике 63 %, минной части 63 %, радиотелефонии 35 %, по снабжению 63 %.
На корабле шло оборудование помещений, обшивание трубопроводов, установка приборов ПУАО и телефонов. Эсминец стоял у заводской стенки на отоплении с берега. На его борт из Ленинграда доставили 4 прицела Герцико и 4 оптических трубы для минных аппаратов.
Параллельно производилась масса мелких доработок по освещению, вентиляции, сигнальным огням, телефонным аппаратам и электрическим сетям. Первоначально установленные телефоны Грегама заменили на телефоны системы Гейслера, а неисправный механический тросовый машинный телеграф был заменен электрическим.
Многие из этих доработок повторяли сделанные ранее при восстановлении на Балтийском море эскадренного миноносца "Урицкий" Необходимым было признано установить световой вызов на палубных телефонах, желательным признавалось восстановление ранее существовавшего подводного телеграфа. (56) Эти работы, в свою очередь, становились обязательными для работ по восстановлению эсминцев "Левкас" и "Быстрый", которые с 5 февраля 1925 г получили новые имена "Шаумян" и "Фрунзе".
Заводские пробы были проведены на "Петровском" (до 5 февраля 1925 г "Корфу") 10-11 марта 1925 г. На пробеге Николаев-Одесса-Николаев обороты машин довели до 430 (23 узла). В целом работа механизмов была признана вполне удовлетворительной. По возращении "Петровский" встал в док для осмотра. На нем заменили 3 листа подводной обшивки и 9176 заклепок.
Было особо отмечено, что, "несмотря на тщательную очистку и окраску корпуса, командир корабля должен знать о необходимости, в будущем, ведения профилактических работ по подводной части корпуса" (56). Отметили разницу в сохранности корпусов в сравнении с "Фрунзе" и "Шаумяном". Причиной лучшего состояния последних стало лучшее качество работы на "другом судостроительном заводе". На "Петровском" началось установление нако- пец-то прибывших из Ленинграда артиллерийских орудий. Был определен боекомплект на предстоящую кампанию: 520 фугасных. 40 ныряющих и 80 практических снарядов.
Как обычно, в истории русского (теперь уже и советского) флота обозначилась хроническая нехватка специалистов, особенно кочегаров и торпедистов. На запросы о комплектации следовал такой же традиционный ответ: ".. .Вам не дают необходимое число хорошо знающих специалистов не по какой-либо иной причине, а просто потому, что их пет ещё в достаточном количестве". (56)
А то, что техническая культура специалистов должна быть достаточно высока на любом этапе работы, наглядно подтвердил случай, произошедший 8 апреля при сборке главного воздушного насоса, когда в приёмном клинкете был обнаружен "забытый" 3\8 дюйма болт с гайкой и шайбой. Согласно документации сборной мастерской, работы по клинкету вели рабочие: Лебедев, Гродский и Майстренко.
Комплекс ходовых испытаний "Петровского" занял пять недель, в ходе которых кораблем было пройдено 1348 миль. 6 июня 1925 года командир рапортом доложил о полном окончании работ по машинам и корпусу. В то же время отмечалась необходимость текущего ремонта "всей артиллерии", замены 76-мм зенитного орудия системы Лендера, переборки всех компрессоров и станков орудий. Не были приняты минные аппараты, отсутствовал комплект торпед, не были установлены аккумуляторы в электрических сетях приборов ПУАО. Недостаточной оставалась и выучка неопытных экипажей, что привело к столкновению "Петровского" и "Незаможника" по выходу из Севастополя 27 июня 1925 года. По счастью, повреждения кораблей были минимальны и не представляли опасности.
Тем не менее авторитет и сила СССР нуждались в подтверждении срочном и немедленном. Лучшим же подтверждением этого во все времена являлся заграничный морской поход. На сентябрь 1925 года был назначен первый дальний поход в истории советского военно-морского флота. "Незаможник" и "Петровский" готовились уходить в Средиземное море, в Неаполь, с заходом в Костантипополь.
Спешно чистилось "всё, что могло быть вычищено", все менялось на новое, в особенности обмундирование. Командному составу был выдан один "белый костюм" и суконные брюки по сроку 1926 (следущего) года. Срочно потребовались "ранее не нужные" 30 кортиков, 30 портупей и столько же сабель. Но с трудом найденные на складах Севастополя кортики оказались в запущенном состоянии, а портупеи к ним отсутствовали вообще.
Рапорт командира эсминца "Незаможник" Начальнику Морских сил Черного моря