На «полосатые» решили, кроме их обычного обязательного набора в виде блоков ракет и пулеметов, подцепить по две «двухсотпятидесятки». Ну что с них, «полосатых», возьмешь, не потянут они больше боеприпасов в этих условиях.
Чтобы наверняка цель поразить, экспедицию решили собрать многолюдную. Две пары «зеленых», шесть (!) пар «полосатых», да еще для прикрытия, если ПВО окажется более мощным, чем мы посмели предположить, четыре пары истребителей МиГ-21, что базировались у нас на аэродроме. Общий замысел выработан на КП полка под руководством Павлова (он же сам будет возглавлять этот налет) и брошен нам в виде кости на догрызание, чтобы отработать детали. Да, детали-то иногда — самое главное…
Уже карта испещрена значками и загогулинами, на листах бумаги отдельно вычерчен не один вариант модели предстоящего удара, а Грудинкину все не нравится толчея, которая образуется в воздухе, если «авиапредатель» с первого захода цель не покажет.
«Вы поймите, стратеги, мать вашу, когда это было, чтоб они (это он про наводчиков на борту) с первого раза указывали, случаев — единицы», — горячился он. «Такую кодлу разве что только по эшелонам развести можно, если сразу в цепочку на цель выйти не получится», — продолжил размышление комэска.
Саня Садохин, пошептавшись с Петей Луговским, замкомэской «полосатых», откашлявшись, осторожно предложил: «Командир, а что, если пара наведения свое дело промышляет, пока не сделает, а потом уж свистнет остальных, которые будут каждый в своей зоне ожидания до поры до времени?»
Комэска, посмотрев на замполита, будто впервые его увидел, спросил: «А топливо ты посчитал, Кутузов, на сколько по времени хватит, чтобы в зонах ошиваться?»
Кузьминов, штурман эскадры, старый пудель, опережая Санькин ответ, лежа на своей койке и не отрывая взгляда от потолка, проскрипел: «Командир, я уж прикинул, если му-му тянуть не будет первая пара, то на три захода хватит, ежели на крейсерской скорости в зонах крутиться будем».
«Ну, допустим, а кого в пару наведения пошлем?» — не соскакивая с кочеткового тона, спросил командир.
«Ну вы же знаете, инициатива в армии наказуема, я предложил, мне и расхлебывать», — лукаво щурясь, пропел Садохин.
«Хрен ты угадал, — мгновение подумав, ответствовал Грудинкин, — вон, Васильич пойдет, у него правак лучше бомбит, там промахнуться нельзя!» И, вставая, хлопнул ладонью по карте, давая понять, что на этом дебаты завершены, решение принято!
Утром загрузка источника в вертолет происходила с особыми мерами предосторожности.
Работавший с нами постоянно офицер ГРУ, подполковник по кличке Миша Грек, подогнал крытую машину вплотную к двери, в которую накрытый попоной быстро прошмыгнул его агент.
Солнышко ярко и радостно, указывая нам дорогу, засветило вслед, небо с безмятежной синевой манило своим простором, и мы понеслись на свидание с ничего не подозревающими душками.
Мощный гул работающих на номинале двигателей придавал уверенность. Осознание, что за тобой движется такая армада, наполняло силой и мощью. Полет на предельно малой высоте обостряет чувства. Твои рецепторы подключаются к живому организму машины, и уже не ты летишь в ней, а стелется над землей некий симбиоз из железа и плоти, мышц и бустеров, крови и топлива, нервов и проводов. Мы уже думаем вместе, чувствуем одно и то же, и если где-то в недрах ее что-то кашлянет, то своими ребрами я ощущаю отзвук, а если у меня вдруг заболит голова, то движки усмиряют свое рычание. Я щупаю воздух кончиками лопастей, я вдыхаю запахи весны горловинами двигателей, я касаюсь земли пятками колес, я гляжу на землю циферблатами приборов, во мне — сотни килограммов бешено вращающихся валов и шестеренок, из меня готовы извергнуться тонны смертоносного металла. Я — полубог. Пространство подвластно мне. Вот оно, податливо выстилается передо мной, услужливо проматываясь лентой у меня под брюхом. Деревья, пригорки, дома послушно пригибаются, когда я пролетаю над ними. Облака смиренно пропускают через себя, неслышно облизывая бока. Время замедляет свой бег, зная, что летчику Верховный не засчитывает полет в счет времени, проведенного на земле. Движение становится сутью всего происходящего. Все остальное: страх, ненависть, любовь — остается внизу. Мы — летим…
Вот она — цель. Перекрестье прицела безжалостно вперилось своей паутиной в грязную серо-коричневую стену. Кнопка огня откинута, главный выключатель вооружения разблокирован, табло подвесок загорелось хищным красным цветом. Тело машины напряглось, готовясь исторгнуть тонну взрывчатки, и вот он — СБРОС!!! Есть!!!