Ну и эскадру тоже разделили. Половину, десять бортов, комэск повел, другую половину, тоже десятку, повел в другое такое же ущелье по соседству я, в то время — сопливый еще замкомэск.
Ну, пошли… Ущелье серое какое-то, мрачное. Заманивает своими лабиринтами. Слаломируем, пытаясь вписаться в его каменные извивы. Борис Шевченко, мой правак, тщательно водит пальцем по карте, отслеживая каждый поворот, каждый изгиб иссохшейся вены русла реки, боясь проскочить нужный нам ориентир. Наконец, встрепенувшись, докладывает, что за вот этим поворотом нужная нам площадка должна быть. Выскакиваем, как клоуны на арену: «А вот и мы-ы-ы-ы-ы!!!»
Ну, где она, мать твою! А, вот, вот, вот она, родимая, уютная такая терраска — огородик на склоне, почти у самого дна ущелья! Жаль, маловата, конечно, одному и то с трудом усесться можно, да ничего, щас сядем, только побыстрее надо бы, сзади Юрка Наумов, мой ведомый, уже подходит, спинным нервом чувствую. Вот уже шустренько, спасибо им, выпрыгивают десантники. Облегченно вспухает разгруженная машина, и я, не сдерживая проснувшуюся в ней резвость, отпускаю поводья. Порх — и мы уже набираем высоту по спирали, пробкой от шампанского взметнувшись над каменной кастрюлей. Во-о-о-от, мне уже все и всех видно, группа как на ладони. Стараюсь пореже выходить в эфир, наблюдая, как пока все идет вроде штатно. Один за другим, без суеты и спешки, на установленных дистанциях, подходят вертушки к месту посадки, и опроставшись, взмывают, не телясь, освобождая место для посадки очереднику. Молодцы, ребята! Сердце наполняется гордостью за своих питомцев и радостью предстоящей победы. Вот уже и крайняя пара на подходе, облизывает склоны струями своих винтов. Ну-ка, ну-ка, кажется Ришат Якупов, замыкающий, слишком близко идет от своего ведущего, Витьки Парамонова, не наблюдая его за поворотом ущелья. Тут уж, отбросив все правила СУВ (скрытого управления войсками), ору ему в эфир, чтобы оттянулся подалее. Но… такое впечатление, что ору во сне, изменений в движении или хотя бы ответа со стороны Якупова не последовало. С ужасом, смешанным со странным предчувствием надвигающейся неотвратимо беды, вижу, как будто в замедленной съемке: вертолет Ришата все ближе подходит к посадочной площадке, а вертушка Парамонова никак не взлетит с нее… Вот Ришат уже вползает на терраску, как подходящий поезд вплывает на перрон, вот Парамоша энергично повел свою машину на взлет, и… мощная струя воздуха, поднятая ее винтом, ударяет в выгнутый от напряжения тюльпаном винт вертушки Якупова, отбирая у него последние запасы тяги и возможность удержать машину. Лишенный управляемости вертолет Ришата начинает сначала медленно, а затем все быстрее крутиться влево в смертельном танце, вульгарно вихляясь, всплескивая лопастями, как баба руками, качаясь кабиной в шутовских наклонах, и ясно становится, что этот танец долго продолжаться не может, как не может удержаться на ногах вышедший под конец вечера в круг пляшущих вприсядку деревенский пьяница… Ну вот, так оно и есть… Полетели ошметки в разные стороны от задевших за скалу лопастей. Вертолет, будто споткнувшись, остановил свое вращение, прилег на правый бочок и… немного подумав, загорелся.
Ет-т-т-т-ти ее корень!!!
Резким тычком ручки бросаю машину туда, вниз, сквозь нарастающий мгновенно свист воздушного потока еле различая брошенную в эфир ведомым фразу: «Командир, осторожнее!» Приказываю ему остаться наверху, прикрывать, наводить, да мало ли…