Все это учитывает Покрышкин, и в «свою», первую, назначает Александра Клубова, Вениамина Цветкова, Виктора Жердева, Александра Ивашко — тех из новичков, которые посильнее.
Два боевых друга, два Николая — Трофимов и Карпов — назначены в третью. Раскололась «святая троица» (все, как близнецы, удивительно похожи друг на друга — и ростом, и комплекцией, и манерой держаться), Николай Чистов оказался в первой!.. А потом и Карпова Клубов «выпросил» себе в ведомые — слетались, мол, еще в 84-А полку. Сумел убедить Клубов начальство, что пару разрывать никак нельзя, даже если летчики в другой полк переходят. Но друзья при любой возможности собирались вместе. Официантки их часто путали, пока одна не растолковала своим подружкам:
— Вон тот, у которого волосы темнее, Карпов.
— Ну, а из этих двоих, русоволосых да голубоглазых, — который Чистов, а который Трофимов?
— Застенчивый — Чистов, а хмурый, сосредоточенный, прихрамывает чуток — это Трофимов.
Сдружились ребята давно. Совсем еще недавно «близнецов» было четверо — неразлей вода, говорили в полку. Да стряслась беда: погиб Виктор Макутин. Спасая ведущего группы старшего лейтенанта Ивана Федорова, пошел на таран и свалил фашиста.
Пройдет меньше года, и останется в живых из «троицы» только один Николай — Трофимов. 31 мая 1944 года не возвратятся из трудного боя над городом Яссы ни Карпов, ни Чистов…
Пополнилась первая эскадрилья и менее опытными летчиками. Пришли сюда сержанты Георгий Голубев, Вячеслав Березкин; Павел Клейменов, младший сержант Сергей Никитин и я, «солдат Сухов», еще не переодетый — в тех же коричневых вельветовых шароварах и цвета хаки брезентовых сапогах. Что же касается воинского звания, то еще не знал, что командующий армией уже подписал документ, согласно которому надлежит носить погоны с одним просветом и одной звездочкой. Но приказ еще был где-то в пути…
В середине июля майор Покрышкин проверил меня на УТИ-4. Выполнили один полет в зону, находились в воздухе 45 минут. На этом учебно-тренировочном истребителе довелось летать немало. Машина нравилась, она легка в управлении, хотя и считается «строгой». В свое время я освоил пилотаж как из второй, так и из первой инструкторской кабины.
Вот и сейчас сижу впереди. А во второй — командир и наставник. Ему еще и лебедку крутить — шасси убирать.
Целый академический час находиться в воздухе под неусыпным оком проверяющего — не фунт изюма съесть! Чувствую — каждое его движение — под контролем. Не забываю об осмотрительности: зона ведь в прифронтовой полосе, сюда и «мессеры» заявляются «в гости», охотятся за легкой добычей.
На одном дыхании выполняю оба комплекса фигур высшего пилотажа на высоте три — три с половиной тысячи метров. Слышу по СПУ — самолетному переговорному устройству:
— Теперь давай два комплекса на полутора тысячах!..
Задание усложнилось. Для меня это — малая высота. Бои на ней уже вел будучи в прежнем полку. Но фигуры крутить?..
Успокаивает мысль: «В случае чего — майор подстраховывать будет!»
Носился над крышами разбуженной станицы, пикировал, виражил, делал горки, боевые развороты, крутил бочки, петли, иммельманы. Мотор неистово, как разъяренный зверь, ревел, пугая все живое. Носились по дворам куры, метались из угла в угол поросята, детвора удивленно смотрела в небо, а рассерженные казачки грозились нарушителю спокойствия кто кулаком, а кто кочергой.
— Давай домой! — передал по СПУ Покрышкин
Зашел на посадку по всем правилам, то параметры на снижении, «притер» самолет у самого «Т», зарулил.
Мотор как-то смачно шлёпнул, стрельнул выхлопными газами и затих. Соответственно и винт качнулся, замер. И стало непривычно тихо.
— Разрешите получить замечания? — обращаюсь к проверяющему.
— Разрешаю. Только замечаний особых нет: пятерка тебе за пилотаж!
А под вечер слушок: Покрышкину нынче нагоняй был от дивизионного начальства якобы за нарушение летной дисциплины.
— Формулировочка-то какая! — хитро улыбается Саша Клубов. — Не нарушай покой населения и …начальства.
…Настроение приподнятое, легко на душе: тебя признали настоящим летчиком.
И уже на следующий день в составе звена меня посылают пусть не к линии фронта, но все же на боевое задание — прикрывать свой аэродром. Разумеется, не одного, а в группе. Попутно отрабатывается слетанность в составе пары и звена.
Но пройдет еще с полгода, пока почувствую себя по-настоящему воздушным бойцом. Понадобится ни много, ни мало, а более ста боевых вылетов, два десятка воздушных боев, несколько сбитых вражеских самолетов.
— Богатым стал наш Долуда, — подмигивает механик Иван Михайлович Яковенко и кивает в сторону соседа, который то у одного самолета копошится, то к другому спешит.
— Что? Клад нашел? — в тон ему продолжает разговор техник-лейтенант Григорий Штакун, обслуживающий машину Виктора Жердева.
— Смирный теленок двух маток сосет! — заключает техник-лейтенант Павел Ухов, которому доверен истребитель Георгия Голубева.
Механики, не отрываясь от дела, ведут разговор так, чтобы Долуда их слышал. Тот слышит, но, странное дело, «не заводится». Напротив, улыбается открытой, добродушной улыбкой.
— Ничего, — говорит он коллегам, — и с двумя управлюсь. А чуть что — вы поможете.
И впрямь: механик оказался «хозяином» двух машин: уже видавшей виды «аэрокобры» с пооблупившейся кое-где краской, с закопченными капотами и совершенно новой машины, нарядной, чистенькой, попахивающей краской. Ее только что пригнали из тыла, и кто-то велел поставить здесь, а не в дальнем конце поля, где уже стояло несколько таких же сверкающих новизной истребителей…