— Ты не врешь?
— Как я могу, донья Соледад? Боже меня упаси служить этому убийце Вилье!
— Ты на самом деле шпион?
— Да.
— Клянешься?
— Клянусь.
— Уф-ф-ф!.. — с облегчением выдохнула старушка.
Успокоившись, донья Соледад начала задавать обычные вопросы:
— Как дела?
— Спасибо, потихоньку. А как ваше здоровье?
— Стариковские хвори мучают.
— А как семья?
— Неблагодарные. Все меня забыли.
— О друзьях моих что-нибудь знаете?
— Одни уже умерли, а те, что поумнее, сбежали с Порфирио Диасом в Париж.
— А Хавьерсито?
— У себя в комнате. Ты ведь знаешь, он домосед… Пойди, поговори с ним. Только смотри, не разбуди: он приболел, но скоро поправится.
— Не волнуйтесь, донья Соледад: если он спит, я не стану его будить.
— Помнишь, как идти?
— Конечно, помню.
Фелисиано уверенно шел по коридорам. Он знал этот дом вдоль и поперек. Сколько времени они провели здесь с Хавьерсито и этим мерзавцем Луисом Хименесом-и-Санчесом!
Веласко спустился по лестнице и оказался перед дверью в комнату своего друга. Когда он осторожно открыл дверь и заглянул внутрь, его чуть не вывернуло наизнанку: на кровати, одетый в неизменный серый костюм, лежал уже почти разложившийся труп Хавьерсито. Он лежал тут не меньше года. Ужасный запах заставил Фелисиано захлопнуть дверь. В эту минуту он понял, что потерял не только друга, но и ключи от своего прошлого.
Опустив голову, он пересек двор и, забыв о воспитании и хороших манерах, покинул дом, не попрощавшись с доньей Соледад.
Веласко обегал весь город в поисках старых друзей. В каждом доме он получал или уклончивый ответ или, в лучшем случае, слышал: «Хозяева уехали за границу». Революция вынудила бежать почти всех людей его круга. Большинство осели в Париже, куда бежал дон Порфирио. Оставался только дом Панфило Коркуэра-де-Риверы. Они с Веласко не были близкими друзьями, но вместе изучали юриспруденцию и их связывали некоторые общие воспоминания. Панфило жил далеко от центра: его особняк находился в конце Пасео-де-ла-Реформа. На звонок открыла окруженная толпой ребятишек женщина с желтоватым лицом и бескровными губами.
— Извините, здесь живет дон Панфило Коркуэра-де-Ривера?
— Здесь.
— Он сейчас дома?
Женщина поколебалась, потом сказала:
— Подождите. Я с ним переговорю.
Форма, в которую был одет коротышка, не вызвала доверия у женщины, и, перед тем, как уйти, она дважды повернула ключ в замке.
Ждать Фелисиано пришлось долго. Наконец, женщина возвратилась в сопровождении бледного, изможденного, вдребезги пьяного и, видимо, вконец опустившегося человека.
— Что вам угодно? — спросил человек.
— Панфило, это ты?
Человек посмотрел на Фелисиано. Он едва держался на ногах.
— Я самый.
— Я Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте. Ты помнишь меня?
В ответ тип рыгнул.
— Вспомни, — настаивал Веласко. — Мы с тобой учились вместе.
— Ну, вспомнил. И что дальше?
Фелисиано растерялся:
— Мы столько времени не виделись… Я хотел встретиться… вспомнить старые времена…
Панфило не дал ему закончить. Он лишь медленно толкнул дверь, чтобы она закрылась. Разъяренному Веласко осталось только пнуть стену.
Злой и печальный отправился он в лагерь Вильи. Поиски не увенчались успехом.
Когда полковник Фелисиано Веласко вернулся на вокзал Такуба, он начал искать своих бойцов среди вагонов, но никого не нашел. Он поискал среди палаток, но и там никого не обнаружил. Это было странно. Веласко шел по путям, когда увидел капитана Алвареса.
— Как дела, лиценциат? Нашли того, кого искали?
Веласко ответил ему таким взглядом, что Алварес все понял. Понял он и то, что его командир печален и подавлен.
— Выше нос, полковник! У меня для вас приятный сюрприз.
— Какой?
Алварес повел его в тупик, где стояли роскошные вагоны, предназначенные только для самых доверенных лиц Вильи, и показал на два из них:
— Ну, как вам?
— Что?
— Наши спальни.
— Наши что?
— Наши спальни. Теперь мы будем жить здесь.
— Поверить не могу.
— Придется, потому что это правда. Наши бойцы уже разместились на новом месте. У нас два вагона здесь и один подальше. Вот этот, перед которым мы стоим, самый красивый, — для вас одного.
Все еще не веря, Веласко поднялся в вагон. Внутри он был убран почти с такой же роскошью, как вагон генерала Вильи. В зале стояли удобные кресла. Спальня была отделена от зала ширмой. В углу возвышался тяжелый письменный стол красного дерева. Но главное — там была ванна.