— Но почему?!
— Потому что я так считаю, — отрезал северянин.
Торибио снова приблизился к своему командиру:
— Толстяк прав. Мы должны осудить его за другое преступление.
— Моего слова недостаточно? — нахмурился Вилья.
— Мой генерал, нам невыгодно, чтобы в столице пошел слух, будто испанцам отрубают головы просто так, только за то, что они испанцы.
— И что ты предлагаешь?
— Нужно приговорить его за другое преступление.
Вилья подошел к Сапате:
— Мои советники говорят, что нельзя осудить его за то, что он испанец, следует предъявить другое обвинение.
— Никаких проблем, сейчас предъявим.
Несколько солдат Сапаты отправились домой к испанцу и вернулись с несколькими мешками кукурузы.
— Генерал Сапата! — доложил один из солдат. — Мы доставили доказательства того, что этот человек — контрреволюционер. Он продает кукурузу по пятнадцать сентаво[14] за килограмм.
— Но это на пять сентаво дешевле, чем у других! — воскликнул заключенный.
— А еще, генерал, у него было спрятано несколько мешков пшеницы. Он укрыватель.
— Я ничего не прятал! Это то, что мне позволено иметь по закону.
— Кукуруза, которую он продает, плохого качества. Он отравляет народ.
— Здесь другой не достанешь!
Солдаты Сапаты предъявляли доказательства одно за другим, а испанец все отрицал, отчаянно и обоснованно. Торговец ни в чем не нарушил закон. Вилья и Сапата уже начали выходить из себя.
Неожиданно Веласко, который не участвовал в дискуссии, а наблюдал за происходящим со стороны, крикнул:
— Он виновен!
Все обернулись к нему:
— В чем?
— В нарушении нескольких статей закона от 1821 года, в том числе статьи о вневременной колонизации земель, отчужденных в пользу предыдущих владельцев, статьи о порче и унижении достоинства продукта, являющегося национальным достоянием, а также виновен в распространение вредных имперских символов порабощения.
Вилья, Сапата и все прочие раскрыли рты.
— Ни черта не понял, — вполголоса произнес Вилья.
— Не волнуйтесь, на то и рассчитано.
Испанец тоже растерялся:
— Что за чертовщину он тут наговорил?
— И еще: употребляя подобные неприличные выражения, вы оскорбляете слух жителей нашей страны и нарушаете закон о чистоте среднеамериканского языка, засоряя его и способствуя его деградации.
— Вы… вы ничего не понимаете… Вы кретин, вы идиот!.. — вопил испанец.
— К вашему сведению, — сказал Веласко, — я не только полковник славной армии революционеров, но и лиценциат права, получивший образование в университете Мехико. И я повторяю: вы виновны.
Испанец еще пытался защищаться, но бесполезно: по мнению генералов, приведенные Веласко аргументы были убедительны. Испанца приговорили к смерти.
Привести приговор в исполнение оказалось нелегко. Толстяк пинался, бил кулаками и локтями, кусался, щипался, кричал, оскорблял…
Но ничто не помешало его голове расстаться с телом.
Сапата пришел в восторг от казни. Он хотел было казнить еще нескольких человек, но, во-первых, уже темнело, а во-вторых, не было времени искать новых жертв и судить их. А потому было решено ждать следующего дня, когда в Сокало будут казнить предателей-каррансистов.
Генерал Вилья и генерал Сапата обнялись на прощание:
— Жду вас завтра. Приходите обязательно.
— Не волнуйтесь, буду непременно.
Вождь южан обнял и Веласко, выразив уважение за его изобретение, а также за необыкновенную дисциплину и порядок во вверенном ему эскадроне.
Вилья, довольный похвалами, расточаемыми его подчиненному, испытывал почти отеческую гордость.
«Виллисты» сели в поезд и отправились в путь.
В вагоне генерала Вилья и Веласко подняли бокалы с лимонадом за удачное завершение дела.
Удивительно, но наиболее полное прояснение сознания происходит у людей во время пребывания в бессознательном состоянии — во время сна. Жизнь зачастую обрушивает на нас такой поток событий, что некоторые из них мы даже не успеваем заметить. Во сне же ход событий можно замедлить, можно выделить какой-то фрагмент и подробно остановиться на нем, понять его и прочувствовать. И тогда в нашем сознании событие достигнет того уровня значимости, на какой мы захотим его поднять, и займет то место, которое мы для него отведем. Недаром говорится, что подушка — лучшая советчица: во сне события предстают такими, какие они есть на самом деле.
Фелисиано знал это и всеми силами сопротивлялся сну: боялся той правды, что может ему открыться. В последние месяцы он жил, отдаваясь на волю судьбы, подчиняясь неизбежности, пока судьба ему благоволила. Он поддался кажущемуся беспорядку, хаосу событий, которые, с одной стороны, меняли его жизнь к лучшему, а с другой — все дальше уводили от той цели, для которой он, как ему казалось, был предназначен. Фелисиано боялся, что во сне явится тоска по тому порядку, которому была подчинена когда-то его жизнь и который открывал ему путь к вершинам, коих он обязан был достичь.