– Так ведь из воинского сословия он сам, – проговорил едущий рядом унтер-офицер Плужин. – Я, когда в крепостном лазарете лежал, рядом с моей комната для господ была. Делать ведь особо нечего на излечении, вот и разговаривают все, беседы долгие ведут. Много чего, прошу прощения, слышал я там антиресного. Так говорили господа офицеры, что Васиф этот одним из первых к нам перейти на службу согласился, хотя и дрался перед этим с нами же достойно. Когда их светлость князь Цицианов его принимал, тот ему на вопрос ответил, что он, дескать, прежде всего своей земле служит, а коли у нее теперяча хозяин – русский амператор, то, стало быть, он ему верой и правдой будет служить. И что его предки тут еще задолго до прихода каджаров проживали.
– Вполне себе такое возможно, – кивнул подпоручик. – У нас вон среди казачьего сословия и калмыки, и башкирцы имеются, а среди кубанских или терских казаков сколько осетин? И что? Не хуже всех прочих они воюют. Говорят, по указу государя императора целые полки велено из инородцев сейчас создавать. Нет, ну до регулярной кавалерии, как наша, им-то, конечно, далеко, ну так ведь не в Европе же нам пока что воевать приходится. Так что для кавказских войн – это самое то будет.
До села Мец оставалось около десятка верст, и подпоручик дал команду вставать на ночевку.
На дороге выставили караулы, и Гончаров попал во вторую смену. С третьего отделения к ним с Савелием и Чановым Иваном выделили двух драгун, одним из которых был друг Ленька.
– Только чтобы не болтали лишнего, а слушали и глядели со всем усердием, а то знаю я вас, знакомцев! – проворчал разводящий караул унтер Сошников. – Чанов, ты тут за старшего. Помните, братцы, ваше дело – за дорогой приглядывать и никого к нам или, напротив, от нас по ней не пропускать. Нам еще не хватало, чтобы о нас ханских кто-нибудь предупредил. Нафуражируют тогда всех, прости господи! – и размашисто перекрестился.
– Ефим Силович-то построжел, сурьезный такой дядька, – проговорил негромко Ленька, провожая взглядом унтера. – Раньше-то в артельных старшинах он вроде как попроще был. Я к нему давеча: «Ефим Силович, обещали же к себе в отделение взять». А он как зыркнет на меня: «Почему не по уставу обращаетесь, драгун?!»
– Да не-ет, он хороший дядька, – не согласился с другом Тимофей. – Небось, просто под горячую руку к нему попал. Ты какой уже раз про это у него спрашиваешь?
– Какой-какой, небось, пятый точно, – пожал плечами Блохин.
– Ну вот, пятый, – усмехнулся Гончаров. – Будто от него одного это только зависит. Сразу ведь он нам сказал: как только пополнение из Моздока придет, тогда перед взводным командиром замолвит за тебя слово. А тебе вон все неймется.
– Сам же говорил: «Просись к нам»! – буркнул Ленька. – Ладно, у себя лучше в отделении останусь, сиди себе с Савелием в одной артели! – и, обиженно засопев, замолчал.
– Ленька, ну, Ленька, да не обижайся ты, – толкнул плечом друга Гончаров. – Ну я ему еще раз после выхода напомню. Ну, хватит уже дуться. Сухарик будешь? – И протянул черный кирпичик Блохину.
– Сам грызи, – прошептал тот, и, вдруг напрягшись, вытянул шею. – Ничего не слыхал сейчас?
– Не-а, – Тимоха замер, вслушиваясь в ночь.
– Как будто бы цокот копыт по камням слышал, – прошептал Ленька. – Причем со спины, с нашей стороны звук шел. Да тихо ты! Хватит жевать, сбиваешь ведь меня! Ежели нас проверяют, так пешком бы пошли, зачем же им ночью, накоротке, да еще и на лошади ехать? Эдак ведь и сверзиться в ущелье запросто можно. А коли кто чужой далеко едет, тогда вот да, тогда ему никак в долгом пути без коня.
– Логично, – прошептал Тимофей и взвел курок мушкета.
– Чего сказал? – Ленька так же вслед за другом привел свое оружие к бою.
– Верно, я говорю, ты мыслишь, Леня, – ответил ему Гончаров. – Наши бы вряд ли сейчас верхом ночью ехали. И про казачий разъезд никакого разговора не было. Все казаки с гянджинцами в лагере у костров оставались.
– Вот, слышишь, опять? – сжал его локоть Блохин. – Замрет на месте, а потом идет тихонько, по камням копыта чуть стукают.
Теперь и до Тимофея донесся негромкий звук. Кто-то явно приближался с восточной стороны, со стороны оставленного отрядом Басаргечара.
– Стой, кто идет?! – рявкнул Ленька, выскакивая на дорогу из-за камня. – Говори пароль!
«Бам!» – ярко сверкнула вспышка, и грохнул ружейный выстрел. Блохин резко присел, а Тимофей разрядил мушкет в то место, откуда только что стреляли. Там раздался стон, и потом все стихло.
– Ленька, живой?! – Гончаров выбежал на дорогу и затряс сидящего друга за плечо.
– Да живой я, живой, – ответил тот, приподнимаясь. – Отпусти! Пуля прямо над головой пролетела. На вершок бы ниже – и ага!