Адан сказал, что убил мулата, сына управляющего, мол, житья не давал сопляк, и он двинул ему два раза, и пытался бежать, но был пойман. Серьезная вина, за такое обычно вешали, а поскольку казнить негра без согласия хозяина нельзя, то можно было объяснить, почему он оказался в жандармской каталажке на колесах. Возможно, хозяин сам захотел разобраться с убийцей и воспользовался служебной повозкой для того, чтобы доставить его к себе в Гавану. Это ладно; но что касается девчонки, что-то не вязалось. То, в чем провинилась Хосефа, наказывалось обычно поркой на месте. Она подтвердила: да, выпороли, и в доказательство показала свежие рубцы, и посадили в каталажку там же, в имении, но потом вдруг надели цепь, на телеге отправили в Пласетас, где на другой день водворили в зарешеченную повозку в компанию к Адану и повезли. Куда? Надо подумать, к хозяину. Зачем? Адан в твердой уверенности заявил: "Чтобы повесить". Но молодая женщина только пожимала плечами: не знаю, да и все тут.
Оба с опаской почему-то посматривали в мою сторону; я копалась в бумагах. Это были все служебные донесения. "В связи с появлением различных неприятных слухов докладываю Вашей Милости о настроениях негров в подведомственной мне территории. Негры босаль, по причине их тупости, никакой опасности не представляют, ибо не имеют зачастую возможности договориться друг с другом, плохо понимая испанский. Гораздо серьезнее дела обстоят в среде негров-креолов, которые более способны оценить обстоятельства и между которыми нередки даже грамотные"... Это он был прав, подумала я, что касается нашей компании - из четверых было трое грамотных, из них двое креолов, а одна имела в детстве гувернантку... да, среди негров такие компании попадались нечасто.
Никакого указания на происхождение денег (а их было уйма) мне найти не удалось, принадлежали ли они сеньору Суаресу или кому-нибудь еще, а потом - стоп! - кое-что интересное! Это было, как можно понять, письмо управляющего - того самого доверенного - дону Федерико лично.
"От Хосефы в деле, что вы задумали, будет мало проку, по моему мнению. Можно, конечно, пообещать ей вольную и много чего еще, но только мне кажется, эта негритянка слишком бестолкова для такого деликатного задания. Что касается Адана, степень его провинности столь велика, что заслуживает веревки; но коль скоро вы полагаете, что он может быть вам полезен, не могу противоречить. Он оказывал немало услуг в том качестве, в каком вы хотите его использовать и сейчас; но опасаюсь, что в данном случае он предпочтет не слушать обещаний и даст согласие, чтоб только сбежать, предоставив на нашу долю дополнительные заботы о его розыске".
Похоже, тут было о чем подумать. Для чего сеньору Суаресу двое проштрафившихся негров?
Письмо я прочитала вслух - Каники с Факундо переглянулись. Допрос пошел с пристрастием: стали выяснять, знали ли негры что-нибудь о том, что задумал хозяин. Хосефа разревелась - вправду, была она бестолкова. Адан отнекивался: знать не знаю, ведать не ведаю. Что за качество, о котором писал управляющий? Почем он знает, мало ли всяких работ пришлось переделать и мало ли о чем идет речь. "Ах ты рожа, - подумала я, - ну ладно! В конце концов у нас есть у кого узнать, что ты за птица".
Про деньги они тоже ничего не знали. Нам они были, в общем, без надобности - в какую лавочку мы пойдем здесь, в горах? Каники сказал, что Марисели в жизни их не возьмет. Так что четыре увесистых мешка отнесли и спрятали в дальнем закоулке пещеры. Так мы никогда и не узнали, что это были за деньги, - все серебряные монеты от реала до песо, ни единой золотой монеты там не было. Они еще долго пролежали без дела, деньги эти.
Кандонго опознал Адана сразу.
- Стряпал на кухне для черных. Наушник, доносчик, ябеда, подлипала. Мулат, сын управляющего? Не знаю, может, там еще какие были, но я помню одного, - у прачки Деворы, ему было лет семь, когда я удрал.
Посчитали - если это тот, то парнишке было лет десять-одиннадцать.
- Не знаю, с чего мальчишка стал бы заедаться, - сказал Кандонго. - Его не баловал папаша, держал в черном теле. Вправду, что ли, ты убил Хорхито?
- Ага, - кивнул Адан, но сам посерел от страха.
Тут-то меня и осенило.
- Значит, так: ты этого мальчишку убил, но хозяин, зная, что ты проныра, решил тебя использовать - для чего? Чтобы ты изобразил беглого, разведал бы, где наше жилье, а потом бы навел на наш след собак. Так? В обмен на прощение, а может, вольную и часть награды за наши головы. Так?
- Придумать все можно, - отвечает, а я что знаю, то сказал. Что хотел сеньор - за то я не отвечаю. А этого слушайте больше - он сам был господской подстилкой.
Трах! Молнией сверкнуло мачете в руках Кандонго, - за годы в паленке наловчился им орудовать портняжка не хуже прочих, и Адан с подрубленной шеей упал на траву.
Били Кандонго смертным боем, но вступился Каники.
- Стойте! - сказал он. - Угомонитесь. Я туда схожу и все узнаю.
Кандонго он позвал с собой.
- Ты тамошний, с тобой легче станут говорить.
Тот отказался резко и грубо.
- Пошел бы ты (и тра-ля-ля-ля...) Не было тебя - было все спокойно, тебя дьявол принес - все завертелось вверх дном! Чтоб тебя собаки сожрали!
Факундо хотел надрать ему уши - Каники жестом остановил кума.
- Пусть его скулит, как побитый щенок. Я разберусь, в чем дело.
И пошел через вес Эскамбрай в Пласетас разбираться.
Много он не узнал. Что хотел капитан Суарес, выяснить так и не удалось. Зато выяснил, что покойный Адан врал, и врал нагло. Мальчишка-мулат никому ничего плохого не делал и делать не мог. Он пас гусей сеньора и продолжает пасти до сих пор, а синяки и ссадины благополучно зажили. Адан его изнасиловал, зажав рот, посчитал полузадохнувшегося ребенка мертвым и бежал, не понадеявшись на то, что служба в качестве доносчика его защитит. Остальное известно.
Нам приходилось только плюнуть гадливо. Жаль, что Кандонго досталось зря. Лодырь был отчаянный, оттого и Кандонго (означает лодырь, сачок - прим. Автора); но только он был безобидный парень, если его не трогали.
Опять у нас выпала передышка. Идах увивался за девчонкой, Факундо обхаживал наш разросшийся табунок - он прямо цвел от радости, расчесывая коням подстриженные гривы. Я занималась повседневными делами. Филомено шастал по округе, не уходя от паленке далеко и избегая шума. Ясно, если он искал приключений на свою и наши головы, он их находил.
В этот раз он нашел... краденых негров. Наблюдая днем за уединенным кафеталем, он заметил, что негры на нем постоянно работают в цепях. Это его насторожило и заинтересовало - спустился пониже, улучил момент и поговорил с одним. Оказалось - краденые.
- Дьяволы, не хотят бежать, - ворчал он. - Хотят назад к своим старым хозяевам - а сами не знают, откуда они есть!
Помолчал, покачал головой и добавил, усмехаясь невесело:
- Дурачье, как есть дурачье!
Увы, он был прав: девять из десяти негров не могли назвать, в какой провинции находятся имения их хозяев. Я насмотрелась на таких еще у сеньора Лопеса. Факундо изъездил остров вдоль и поперек; но кухарка Немесия, ни разу не выбиравшаяся даже в Карденас, считала, что в Матансас надо плыть через море, а Гавана для нее была чем-то нереальным. А сколько таких Немесий в юбках и штанах - и они составляли большинство даже среди креолов.
Кум, однако, еще раз наведался в этот кафеталь, и не напрасно. На шестнадцать человек нашелся один посообразительнее, который знал, что все они из Пинар-дель-Рио. Он, этот умник, из городишка Виньялес, а остальные, по его предположению, откуда-нибудь с округи. Он назвал полное имя своего хозяина и адрес, этот негр, - уже кое-что!
Они хотели вернуться к прежним хозяевам. Пинар-дель-Рио, однако, не шутка: через половину острова тайком, по ночам, в крытых фурах, везли воры свой товар, дважды украденный, чтобы за четверть цены продать какому-нибудь ловкачу. А уж тот постарается спрятать их подальше от глаз посторонних, загонит на самую дальнюю плантацию, запрет в самый глухой барак и уж непременно наденет цепи и приставит самого бдительного надсмотрщика; потому что если сбежит краденый негр и доберется до первого альгвасила - будет ловкачу тюрьма, если, конечно, альгвасил не куплен. Если вообще с неграми не церемонились, то краденых били и убивали не задумываясь. Тошнехонька была жизнь у краденого, куда хуже, чем у обычного раба. Свои хозяева тоже, конечно, не сахар. Но хотя бы не тянули цепи месяцами и годами без перерыва, были мелкие радости и поблажки, были семьи... Да что там говорить! А дома их числили в бегах - почти наверняка; иной сеньор, может, и догадывался, что раба украли, но найди попробуй.