III
Была еще ночь, когда они прибыли в От-Мот. На крутом плато высилась темная и одинокая масса замка. Когда они сошли с лошадей, атаман направился к низенькой калитке, замаскированной в углублении каменной ограды и дернул за ржавую цепочку колокольчика; издали слабо донеслось его дребезжанье. Приложив ухо к калитке, атаман прислушался. Затем снова дернул за цепочку. Наконец, послышались шаги, и заспанный голос спросил:
– Кто там?
– Бреж и Шаландр. Заскрипел засов, раздался шум ключа, калитка приоткрылась, и в ней показалась старуха с фонарем.
– Ах, это вы, сударь? Входите.
– Ступай, скажи Урбэну, чтобы он отвел лошадей в конюшню. А здесь ничего нового? Никто не приходил?
Старуха сделала отрицательный знак.
– Открыты ли комнаты, и приготовлено ли все на ночь?
– Да, сударь, там есть пирог, холодная говядина и вино.
– Отлично. Мы пойдем туда. Я сам зажгу огонь. Ступай спать.
Атаман взял факел, воткнутый в углубление ограды, и зажег его от фонаря старухи.
Они отправились по длинному сводчатому коридору, дошли до винтовой лестницы, поднялись по ней, затем стали блуждать по каким-то запутанным переходам. Впереди гулко отдавалось эхо их шагов. Они миновали несколько, зал, одни из которых были пусты, другие завалены всяким хламом. Пахло проплесневшей пылью. Наконец, дойдя до одной двери, атаман повернулся и сказал:
– Здесь.
Поднятый факел плохо освещал просторную комнату с расписным потолком. Стены были обшиты позолоченными панелями, немного попорченными вследствие заброшенности, но еще красивыми и свидетельствовавшими о былом великолепии замка. Большой узорчатый диван стоял подле круглого стола, на котором был сервирован холодный ужин и возвышались два массивных канделябра. Атаман зажег одну за другой все свечи, как на столе, так и по стенам. Анна-Клавдия де Фреваль следила за каждым его движением. Он был красив, и движения его отличались ловкостью. Он выглядел еще молодым, но похудевшим со времени ночного посещения Эспиньолей. Смотря на него, она испытывала странное ощущение. Этот человек, к которому она явилась, влекомая тайной силой, этот человек был вором с большой дороги, разбойником, преступником. Он взламывал сундуки, грабил проезжих, руководил действиями шаек бандитов. Лицо его искажалось ненавистью, багровело от гнева, свирепело, носило маску притворства и обмана. Руки его обагрялись кровью. Он убивал. Он был главарем шайки страшных разбойников, и, сам страшный, разве не был он способен на самые тяжкие преступления? И подле этого-то человека она находилась одна, в глухую ночь, в пустынном замке. Сейчас она станет его любовницей, он заключит ее в свои объятия, и вместо того, чтобы почувствовать ужас, вместо того, чтобы отбиваться и кричать от стыда и страха, она испытывает дикое, жгучее, странное наслаждение, ибо она любит его и чувствует себя принадлежащей ему всей своей плотью и всей своей кровью, всю себя без остатка отдавая ему, на жизнь и на смерть.
Он на минуту вышел. Она слышала его шаги в соседней комнате, слышала, как он передвигает мебель. Он позвал ее. Она хотела было ответить, но в кресле, в которое она повалилась, полумертвая от усталости, ее охватывало какое-то непреоборимое оцепенение, все тело ее отяжелело, так что она не могла пошевелиться. Глаза ее закрывались; она переставала видеть и слышать; и вдруг, словно пораженная пулей в сердце, она опрокинула голову на спинку, кресла и заснула. Теперь он стоял перед нею и смотрел на нее, затем взял в свои сильные руки и бережно понес в соседнюю комнату. Там стояла большая кровать, в которую он положил ее. Одну за другою он совлек с нее ее одежды. Развязал галстук, расстегнул кафтан и жилет. Показалось белье, обрисовывавшее формы юного тела, погруженного в глубокий сон. Тогда, приподняв тонкое полотно, покрывавшее ее, он с циничным любопытством стал рассматривать эту свежую, гибкую и возбуждающую наготу. Насмотревшись, он возвратился в первую комнату, сел за стол, отрезал кусок пирога, налил большой бокал вина и принялся размышлять о положении своих дел.
Оно не было благоприятным и не могло внушить ему иллюзий насчет ожидавшей его участи, особенно с тех пор, как его убежище в замке От-Мот было обнаружено. Недавнее посещение замка отрядом королевских драгун было дурным знаком и мрачным предзнаменованием. Так оценил положение г-н де Шаландр, решив бежать в Голландию. В течение долгого времени г-н де Шаландр, благодаря своей любезности, предоставлял ему драгоценное и верное убежище в этом замке От-Мот, куда он приходил укрываться в критические минуты, в то время, как его шайка рассеивалась по окрестности в надежных местах. Там же складывалась добыча после удачных предприятий, и г-н де Шаландр отвозил ее потом в Париж, где сплавлял ее разными способами, если только операция не поручалась ему, Брежу. С этой целью он принимал вымышленные фамилии и искусно гримировался под различных лиц, за которые он себя выдавал: то под честного купца, всецело занятого своей торговлей, то под кутящего дворянина, завсегдатая игорных домов и любителя наслаждений. Хотя он был необычайно искусен по части этих превращений, он все же видел, что скоро им будет положен конец. За ним была установлена тщательная слежка, и при последнем свидании с г-ном де Шаландр, тот предупредил его об этом. Париж делался опасным для них, как для одного, так и для другого. Их сообществу угрожала опасность. Г-н лейтенант полиции, вероятно, кой о чем уже проведал. Г-н де Шаландр, приняв это к сведению, счел благоразумным скрыться, что следовало бы сделать также и ему, но Голландия не соблазняла его, и он продолжал игру, рассчитывая на отвагу, проявляемую им при осуществлении своих планов, и ловкость, с которою он сбивал с толку своих преследователей. Сейчас дело принимало дурной оборот, окружающая местность была так основательно ограблена, что все единодушно потребовали самых суровых мер, и губернатор провинции решил во что бы то ни стало положить конец этим дерзким выступлениям, которые терроризировали местное население и являлись настоящим вызовом королевской власти. С этого момента его преследовали по пятам, и ему приходилось пускать в ход всю свою изобретательность и всю свою отвагу, чтобы ускользать из расставляемых ему ловушек. Может быть, еще несколько раз ему удастся благополучно вывернуться, но сеть кругом него все стягивалась, и давно пора было разорвать ее петли, если он не хотел запутаться в ней.
В самом деле, благодаря своему знакомству с местностью и осведомителям, которых он держал, ему удастся еще сбивать с толку драгун г-на Шазо, но, находясь под постоянной угрозой, шайка его не могла отважиться ни на одно крупное предприятие. Кроме того, стали наблюдаться случаи дезертирства. Не далее, как сегодня вечером, разве не исчез куда-то Забулдыга, оставив свой мушкет? Завтра дезертирует еще кто-нибудь. Приходилось, значит, последовать примеру г-на де Шаландр, но Голландия внушала ему отвращение, и он чувствовал, что ему препятствует искать в ней убежище непонятная сила, в которой сочетались вкус к приключениям, жажда грабежа и какое-то колебание, природу которого он не умел определить, но которое затрудняло ему принять решение. Уже не раз мысли эти мучили его; и чтобы прогнать их, он прибегал к бутылке. Сегодня вечером они возвращались к нему с особенной настойчивостью, и он ясно сознавал необходимость принять решение. Перспектива попасться в руки драгун г-на де Шазо мало улыбалась ему, ибо дыба и колесо нисколько его не прельщали. Нужно было внимательно обдумать положение дела. В данный момент От-Мот являлся еще для него достаточной защитой. Было мало вероятия, чтобы его стали искать там, и чтобы драгуны вновь нанесли туда визит, ибо вряд ли кто мог бы подумать, что у него хватит дерзости укрыться в самом обычном своем убежище после того, как это убежище утратило всю свою силу и всю свою тайну. Его будут искать где угодно, но только не здесь, и у него хватит времени довести до конца странное приключение, которое привело его сюда.