— Если дело примет такой оборот, я постараюсь дожить до вашего возвращения, — дерзко ответила она. — Но я поеду.
— Боитесь показаться трусихой?
— Я поеду, Джолли, — с нажимом повторила она, не поднимая глаз. Одри понимала, что ее дразнят, но не клюнула на крючок. — А вы ошибаетесь, думая, что я могу изменить свое решение. И будете сильно разочарованы, — повторила она его собственные слова.
Джолли прошипел какое-то ругательство, круто повернулся и пошел наверх. Спустя мгновение Одри услышала шум душа. Затем хлопнула дверь. Похоже, таким образом он пытался сказать, что ей пора готовиться к предстоящему бракосочетанию. До церемонии оставалось меньше двух часов.
Внезапно у Одри похолодело в животе. Этот холодок, бывший единственной приметой ее эмоционального состояния, не проходил целый час, в течение которого она ходила из комнаты в комнату, машинально собиралась и думала. Она заставила себя принять душ и одеться для события, которое могло… должно стать самым важным в ее жизни.
Но этот день для нее ничего не значит и никогда не будет значить, решительно сказала себе Одри. Повторение клятвы, которая сделает ее женой Джолли, не станет воплощением ее мечты. Джолли нуждается в ее помощи, вот и все. От этого зависит его жизнь. А так она для него пустое место и будет дурой, если поверит во что-нибудь другое. Хотя бы на секунду.
Но если бы Одри была честной с самой собой, ей пришлось бы признать, что попытки уговорить себя бессмысленны. Чувства, притаившиеся в глубине души, были упрямы, глухи и плевать хотели на голос рассудка. Согласно этим чувствам, брак с Джолли Добсоном — пусть временный — самое особенное и самое важное событие на свете. Событие первостепенного значения. И будет им всегда. Что бы ни случилось.
Прибыв в контору, мировой судья подписал документ, дававший Джолли и Этелдред право зарегистрировать брак без положенного трехдневного перерыва. Через десять минут он же провозгласил их мужем и женой.
Одри знала, что после этого большинство пар ощущает неимоверное облегчение и живейшую радость. Но к ним это не относилось. В данном случае секунды, последовавшие за завершением церемонии, оказались для новобрачных чрезвычайно тяжелым испытанием. Скоро стало ясно, что оба представления не имеют, как быть дальше.
Хотя Одри изо всех сил пыталась справиться с нервами, она облизывала губы и сжимала руки. Будь она волшебницей, то повернулась бы вокруг своей оси и оказалась в каком-нибудь другом месте. В каком угодно.
Джолли испытывал то же чувство. Ему отчаянно хотелось сбежать, все равно куда. Лишь бы подальше отсюда. Но если бы он сделал это, всем — в том числе и ему самому — стало бы ясно, что он струсил. А он не имел права трусить. Он потерял эту способность давным-давно, в одном из множества детских домов, где ему довелось побывать.
И все же Джолли было неуютно. Он переминался с ноги на ногу, глядел в пол и не ждал от предстоящих минут ничего хорошего. Традиция была ему известна. Он должен поцеловать невесту. Но в данных обстоятельствах это было едва ли уместно. Целоваться ему не хотелось. Вдруг он сделает над собой усилие, а она откажется обменяться с ним поцелуем?
Он пытался подбодрить себя. Кто соблюдает традиции в наши дни? А даже если они коснутся губами друг друга, что в этом страшного? В худшем случае это ненадолго всколыхнет нежелательные для обоих чувства. Кому это нужно? Во всяком случае, не ему. Он хочет только одного — чтобы это как можно скорее кончилось.
А что еще ему остается? Вокруг стояли служащие конторы Залкинда и следили за каждым его движением. Мало того, хотя Джолли рассматривал носки своих туфель, он подозревал, что Одри тоже следит за ним большими печальными глазами. Но посмотреть на нее, чтобы убедиться в своей правоте, было выше его сил. Он не собирался признаваться при всех, а тем более при Одри, что у него на душе скребут кошки. Если бы он это сделал, она получила бы преимущество. Черт побери, какому нормальному человеку придет в голову расписываться в своей слабости? Господи, скорее бы это кончилось…
Джолли тяжело вздохнул. Желая положить конец затянувшейся паузе, он пожал судье руку.
— Спасибо за то, что помогли нам сберечь время, — буркнул он, кивнул в сторону Одри и добавил: — Мы вам очень признательны. — Потом круто развернулся, потер руки и сказал: — О'кей, а теперь давайте возьмемся за дело. — Он с прищуром посмотрел на Залкинда. — Ну, Эр, карта у тебя?