На столе лежали несколько перепечаток статей из западных журналов. Он штудировал их с маркерами в руке. Желтый — для информации, полезной для университета, где он читал лекции раз в неделю, части его легальной работы. Красный — для того, что пригодится для секретных исследований, проводимых в «Тохид». Он подошел к окну и отдернул плотную черную занавеску. На улице все такое цветное и яркое, словно другой мир. Толкотня машин, младенцы в колясках, которые вывезли их бабушки или няни. Богатые люди, живущие в Джамаране, бедные люди, прислуживающие им, самая большая тайна для всех них — мечты о том, что у женщины промеж ног.
— Карим?
Раздался тихий стук в полуоткрытую дверь. Затем она распахнулась, и внутрь вошел доктор Базарган, заведующий лабораторией. На нем был белый халат, как на враче или лаборанте. Базарган был куда глупее своих подчиненных, именно поэтому его и назначили начальником над ними.
— Да наградит вас Аллах добрым здоровьем, господин директор, — сказал Молави.
— И тебя тоже. Слава Аллаху.
Базарган неуклюже навис над столом, не зная, остаться стоять или сесть.
Молави встал, предлагая ему стул, но заведующий отказался. Это не визит вежливости.
— О тебе снова спрашивали, Карим, и я подумал, что мне следует рассказать об этом.
Молодой ученый моргнул, словно отгораживаясь от внешнего мира занавесью.
— О чем спрашивали? — спросил Карим, стараясь придать голосу максимум уверенности. — О том, насколько хорошо я выполняю свою работу? Прочли мои отчеты и хотят обсудить их?
— Нет, Карим, не это. Я не думаю, что эти люди — ученые.
Молави остался стоять, хотя в ушах у него зашумело.
— А кто же они?
— Думаю, они из «Этелаат». Как и те, которые приходили в прошлый раз.
Молави понял. «Этелаат-э-Сепах». Разведывательное управление Корпуса стражей исламской революции.
— Они спрашивали еще о чем-то?
— Да. Они задавали вопросы, на которые я сам ответить не мог. Я просто не нашелся что сказать и предложил им поговорить с тобой.
— В любое время. Я желаю лишь верно служить революции и следовать учению имама. Всегда рад принять их.
— Думаю, к тебе скоро придут, Карим.
— Как скоро?
— Вообще-то они уже здесь, Карим. Меня послали за тобой. Извини.
Как это в стиле доктора Базаргана, все эти ребусы. Не может сказать прямо, ходит вокруг да около. И сам дрожит, как лист на ветру. Похоже, испугался больше, чем Карим Молави. Вдруг что-то случится, что-то ужасное, и его вышвырнут из этого привилегированного мирка в Джамаране. Лжец из него посредственный. Он не решается встретиться лицом к лицу со своим страхом, чтобы обрести в нем убежище.
— В любое время, — повторил Молави, снимая пиджак с вешалки и аккуратно надевая его.
Затем он вышел за дверь следом за доктором Базарганом.
На этот раз ему завязали глаза, но скорее чтобы напугать, чем для того, чтобы не дать Кариму понять, куда его везут. Когда повязку сняли, он увидел, что, похоже, оказался в том же самом огороженном стенами комплексе на шоссе Ресалат. Но на этот раз его доставили не в новое здание, похожее на демонстрационный зал ИКЕА, а в другое, старое. Внутри было темно из-за закрытых ставен и слабого освещения. В комнате, куда его привели, стены были украшены суровыми плакатами с изображениями мучеников революции и предупреждениями о коварстве лицемеров-монафекин.
Мехди Исфахани ожидал Молави, как обычно теребя бородку. Когда Карим пришел, он пожал ему руку, но в его глазах была холодная злоба.
— Мы встретились снова, — сказал следователь. — Жаль тебя. Теперь уже без шуток. Вообще не до смеха. Как ни печально, ты разочаровал меня.
— Я не делал ничего плохого, брат инспектор. Что бы вы ни думали, вы ошибаетесь.
— Ты знаешь, зачем тебя вызвали? — спросил Исфахани.
— Нет, — ответил Молави, слегка вздрогнув от тона, которым было сказано «вызвали». Будто не «вызвали», а «арестовали». Хотел было запротестовать, что это возмутительно. Зачем его без причины выдернули из кабинета? Но смолчал. Громкие слова лишь усугубят его вину в глазах контрразведчиков.
— Конечно знаешь, — сказал следователь.
Карим промолчал. Такие провокации на самооговор он слышал не раз и не два в жизни.
— В твоей лаборатории кое-что не в порядке, и мы хотим выяснить почему. Некоторые твои коллеги считают, что причина в тебе.
— В этом нет моей вины, брат инспектор. Честно. У нас бывают проблемы, это так. Приборы работают не всегда. Но я не могу сказать почему, поскольку не знаю.