— Что же мне делать? — спросил Паппас. — Именно об этом я и хотел спросить вас. Белый дом пытается давить на нас. В Управлении нет никого, кому бы я доверял настолько, чтобы рассказать то, что рассказал вам. Но мне наступают на пятки. И я не знаю, что будет правильным в такой ситуации.
Хоффман меланхолично посмотрел в окно, на автостоянку. «БМВ», «мерседесы», «лексусы», «мазерати». Ни одной американской машины на всей парковке.
— Не позволяй сделать это, — сказал он. — Нельзя снова втягивать нашу страну в войну, пока нет доказательств того, что это оправданно.
— Но я не могу не подчиняться приказам. Или могу?
— Нет. Думаю, нет. По крайней мере, не в открытую. Заметай следы. Работай со своими британскими друзьями. Найди способ допросить этого иранца. Убедись в том, что ты знаешь, в чем именно смысл полученных тобой разведданных прежде, чем их обнародуют.
— Надо ли докладывать об этом директору?
— А он может воспрепятствовать тебе?
— Не исключено, если я расскажу все.
— Тогда не говори, просто делай свое дело.
Паппас кивнул. Он знал, что бывают ситуации, к которым нельзя подходить с обычными мерками, но слова бывшего начальника все равно беспокоили его. Это нарушение субординации, если не нечто худшее.
— Действуй, как сочтешь нужным, друг мой. Тебе одному решать, как именно поступить в такой ситуации, — сказал Хоффман.
Открыв бумажник, он вытряхнул на стол двадцатидолларовую купюру, а потом десятидолларовую, в качестве чаевых и компенсации за беспокойство официанту. Затем снова посмотрел на Гарри.
— Этого разговора не было. Если меня кто-то спросит о нем, я отвечу, что не понимаю, о чем речь.
— Это означает, что я действую сам по себе, — сказал Гарри.
— Ага. Именно так. Но так было и раньше.
Сунув в рот сигару, Хоффман вышел за дверь и с наслаждением закурил, глубоко затянувшись вредным, но ароматным дымом.
Глава 20
Вашингтон
Гарри предложил Андреа поужинать в пятницу вечером в «Инн эт литл Вашингтон», роскошном ресторане в часе пути от их дома в Ристоне. Жена подумала, что тут что-то не так. Обычно они ходили туда по большим праздникам, до того, как Алекс погиб и счастливые дни их жизни закончились. Она предложила выбрать более дешевое заведение где-нибудь по соседству, но Гарри отказался, ответив, что им надо поговорить в каком-нибудь месте, где они будут одни, и не рядом с домом. Это обеспокоило ее еще больше. Была ли у этого та же причина, которая заставила его не спать всю ночь и покинуть их старое супружеское ложе?
Андреа посетила салон красоты, а потом отправилась в небольшой вьетнамский салон на Седьмом шоссе и сделала педикюр. Она хотела хорошо выглядеть в его глазах, что бы там ни случилось в будущем.
Андреа стала для Гарри женщиной его мечты, «ударом молнии», как обычно говорят в таких случаях французы. Они встретились в середине семидесятых. Она была решительной и сообразительной, но также и женственной, в том стиле, от которого женщины в те времена всеми силами старались избавиться. Когда она училась в педагогическом колледже в Уолтеме, за ней ухаживали студенты-юристы, и медики, и даже интерны из Центральной больницы Массачусетса. Сейчас эти ребята, которые тогда заглядывались на ее короткие юбки и облегающие блузки, стали мультимиллионерами, и в принципе она не имела ничего против того, чтобы выйти замуж за юриста или врача. Но она встретила Гарри.
Их познакомили родители. Гарри служил в армии. Он окончил училище рейнджеров и готовился получить звание капитана. Он пропадал в заграничных командировках, о которых ничего не рассказывал, поэтому для Андреа в нем было что-то загадочное. А еще он был настоящим интеллигентом. Не начитавшимся книжек умником, как студенты-медики, а действительно умным парнем. Он знал жизнь простых людей, но, похоже, сам не осознавал того, что является отнюдь не простым человеком. Это полное отсутствие претенциозности тоже привлекало Андреа. Он был огромным и надежным, и когда во время их второго свидания он обнял ее, Андреа поняла, что ей не нужно других объятий. А еще он оказался весельчаком, всегда готовым выдать остроту, от которой лопалось, как мыльный пузырь, самодовольство других уроженцев Массачусетса, их сверстников. В те дни, когда все было смешным и веселым, когда они не знали, что такое боль утраты, он постоянно смешил ее.
Гарри заказал коктейли и бутылку вина. Он задумчиво пил, отхлебывая виски большими глотками и поглядывая на опустевший стакан. Затем они принялись за вино. Гарри вел себя так, будто хотел поскорее напиться. Хотя, судя по всему, ему просто надо было развязать себе язык. «Что случилось?» — подумала Андреа. Происходящее начинало пугать ее.