– Мы его уже обсуждали. Он – подделка во всех смыслах. И не человек, и с туа рядом не лежал. Контуанцы не наденут по нему траур. Да все они на «Сервитере» – космический сор, почти манхло, только с дипломами. Дори, мы отпишемся от всего! Ты чего-то испугался, дорогой мой?.. Фэл нам все покроет. Он уже перескочил по числу покойников в ту рубрику, где жертвы считают оптом, а не поштучно. Массовые потери, ты вникаешь? В толпе лиц не различают. И все. Ступай!
Сато-солист затянул альтом, словно чудо-цветок раскрыл лепестки среди букета подголосков: «Нищие люди, голые люди, жизнь вам постыла, ждет вас могила! Струись, небесная река, за облака!»
– Запрос с КонТуа будет вне зависимости – туа он или артон. Его вид на жительство пока действует.
– Значит, подготовь подробные и правдоподобные версии. Непредсказуемый мирк из тоталитарного мира, ихэнка-хулиганка с криминальной планеты и артон-ксенофоб. Они остервенели и передрались. Мирк затоптал ихэнку и оторвал голову артону, после чего раскаялся и выпил жидкий водород, чтоб избежать общественного порицания. Корабль, потеряв управление… знаешь, что случается с такими кораблями?
Эш снилась родина, которая стала чужбиной. Солнце стояло низко, а Эш бежала, наступая на собственную тень. Земля была сухой, потрескавшейся; из-под ступней выбрасывалась пыль. Солнце преследовало ее, жгло голую спину; земля разгоралась все ярче, а тень укорачивалась и наливалась чернотой. Вскинув голову, Эш увидела, что и вперед нет хода – на фоне сгоревших кустов колебалась, пульсировала объемная тьма в форме яйца, в мерцающем ореоле ультрафиолета. Черная, она горела изнутри почти незримым, но яростным пламенем.
Тень Эш, вырезанная оранжевым огнем солнца на окаменевшей земле, была недвижима. Затем изогнулась, поставила руки для драки.
– Кто ты! – шепнула Эш, потому что голос мог что-то нарушить в звенящем равновесии немоты.
Тьма издала звук лопнувшей струны, надолго повисший в раскаленном воздухе. Поверхность яйца дрожала, покрываясь муаровыми разводьями волн.
Эш бросилась вперед, ударив ногой. Ступня утонула во тьме, и Эш с криком боли отдернулась – жидкая чернота обожгла ее.
Яйцо тьмы осело почти до трещин земли. Яйцо – символ жизни, почему оно выглядит как смерть?.. Спекшийся грунт под нижним полюсом яйца заалел, как металл в горне. На расстоянии, кожей почувствовала Эш тяжесть обманчиво летучей тьмы; земля не выдержит такого веса и разломится.
Разорвалась еще струна, еще одна. В пересекающихся волнах звука возникали и глохли смутные, неясные голоса – странно знакомые, зовущие, молящие и гневные.
– Нет, нет, Эш, нет! Не смей! – это кричит воспитательница-шнга. Эш подралась в школе.
– Хочешь, мы будем дружить? – это Лха, новенькая.
– Дай мне руку, — это в походе, когда переправлялись через ручей.
– Я вырасту и буду сильной, – это свой собственный голос; она клялась, стоя перед зеркалом.
Стук кубиков. Надо сложить фигуру… или слово, тогда скажут: «Умница!» Но вместо кубиков Эш увидела обломки камня. Приложить кусок к куску, они срастутся.
– Унесите мертвого! — жрец воздевает руки, закончив обряд. Уносят нянюшку Эш. Да, да, унесите скорей – она страшная. Она молчит, глаза и рот плотно закрыты. Что, если сейчас веки распахнутся и мертвый взгляд упадет на тебя?
– Унесите мертвого! Унесите, унесите!
Из жара удушающего дня Эш бросило в знобящий холод, в полумрак. Костюм похрустывает на сгибах, скрипит промороженной тканью. Яйцо – черное, волшебно светящееся изнури – висит над опечатанным ящиком. Рядом – другой ящик, низкий и продолговатый. Кто там внутри? Кто?!
– Это я, я, я, – лепечет Эш, стучась в дверь своего дома.
– Ты пришла, дочка? — сзади глухой, недобрый голос мертвой нянюшки. Не оборачиваться!
– Унесите мертвого.
– Собери кубики.
– Дай мне руку.
– Хочешь, мы будем дружить?
– Я одна не справлюсь, — отвечает Эш.
– Ты сможешь. Забудь, что ты шнга! – ободряет инструктор. – Рычаг на себя. Отжать педаль.
– Займись этим, — командует Форт.
Она наклоняется, берется за рукоятки на боковинах ящика. «Модуль тип 80-2. Органические останки».
– Топ-топ, — няня держит Эш, помогая делать первые шажки. Ящик тяжел. Яйцо плывет сзади, следит.
– ЭТО ОШИБКА, – вмешивается новый, неизвестный голос. – НАЧНИ СНАЧАЛА.
– Унесите мертвого! Мы будем дружить! – вибрирует яйцо, разгораясь палящим светом.
Неподвижная тишь. Эш открывает глаза – ярко-синее небо безоблачно, каменная равнина во все стороны до горизонта. Глухая бетонная стена с железными воротами. ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ОХРАННОЕ АВТОМАТИЧЕСКОЕ СЛЕЖЕНИЕ.
Жесткие, сухие травинки в щелях между плоских камней. Внезапно над стеной взрывается и повисает в воздухе тревожный, сжимающий душу вой сирены. И вновь безмолвие. Вой повторяется через равные промежутки времени.
Пригибаясь, с оглядкой Эш подбегает к воротам. Железная дверь заперта изнутри.
– Это я, я, я! — бьет она костяшками пальцев по неприступному металлу. И оказывается внутри, словно просочившись сквозь сталь.
Во дворе за стеной почти пусто. Стоит вездеход, рядом ничком лежит труп в длинной темно-зеленой одежде. Кажется, это женщина.
По двору проносятся голоса – будто эхо мечется в стенах, не находя выхода.
Вы все должны уйти. Как можно скорей. И подальше.
– Я останусь с вами, Учитель.
– Нет, я запрещаю. Я один начал дело, один и закончу. Вспомни обеты, которые ты принес. Ты обещал повиноваться?
– Да, Учитель.
– Тогда повинуйся.
– А я еще не произносила обетов. Учитель, вы не можете за -претить мне. Если силы вас покинут, я продолжу за вас.
– Ты приносишь себя в жертву. Осознаешь это ?
– Простите, но я думаю – сейчас не время для высоких слов.
– Пожалуй. Тогда помоги перенести больных в машину.
Два голоса – суровый мужской и звонкий женский – читают попеременно что-то вроде молитвы; слова понятны, но общий смысл неуловим. Чем громче и тверже голоса, тем плотнее сгущается воздух; наконец, слитные голоса поднимаются почти до крика, но выговор четок и ясен. Женский голос слабеет, прерывается, однако упрямо вторит мужскому; последнее они произносят звук в звук, как бы оглашая приговор, – следом раздается треск расколотого камня, на который обрушился молот.
– Мне душно, — хрипит женщина. – Учитель, позвольте мне выйти на воздух.
– Иди. Садись в вездеход. Я погружу это, и мы уедем. Держись, не поддавайся! Он уже не так страшен.
– Да… наверное…
Мягкий, грузный удар падающего тела. Вздох, похожий на стон, за которым – множество невысказанных горьких слов, раскаяние и… некая жуткая решимость, превосходящая любые человеческие силы.
Лязг ворот. Шум мотора и шорох огромных колес вездехода. Все покинули обезлюдевшую крепость в каменной пустыне, а Эш осталась.
– Эй, куда вы?! Возьмите меня! Я поеду с вами!!
ТЫ УЖЕ ЕДЕШЬ СО МНОЙ, – негромко отвечает голос за спиной. Эш быстро оборачивается и видит…
…черное яйцо лопается с невыносимым для слуха грохотом – и грохот длится, длится!..
Сон оборвался звуком сирены; Эш вскочила с койки, машинально натянула брюки и щелкнула пряжкой пояса. Босая, голая по пояс, вылетела она из каюты и посторонилась, едва не столкнувшись с Далан, – и хвала господу, не то Далан снесла бы ее с пути, как лавина.
– Что-то плохо! – рявкнула штурманесса, балетным прыжком покрыв половину расстояния до входа в рубку; Эш бросилась следом.