Все это время он не отрывал от меня своих глаз-хамелеонов, в которых сейчас развернулась и застыла полярная зима.
Я никогда не любила это время года, снег и холод. И единственное, что могло бы привлечь меня во тьме ее белого безмолвия, это сияние. Северное сияние, которое я отчетливо вижу в его зимних глазах.
И оно манит, притягивает к себе, словно магнит, не оставляя тебе шансов просто взять и оторваться от него.
Усилием воли мне это удается отвести взор от «знакомого незнакомца» Прайса, и легкой походкой, от бедра, я следую вслед за Шрамом, ощущая на себе четкий прицел Драгона.
Интересно, что в нем сильнее — полярная зима или спящий вулкан, лед или пламя?
И это так странно, что я вообще задаюсь немыми вопросами о незнакомом мужчине.
Последний, о ком я думала в таком ключе — был мой покойный муж.
Перед тем, как войти в комнату Стефано, я быстренько роюсь в сумочке и достаю оттуда то, что мне необходимо. Кладу под язык, ощущая уже себя чуть более защищенной, чем прежде.
Через мгновение после моей хитрой манипуляции, дверь в одну из спален распахивается и тут же закрывается охраной с другой стороны. Мы со Шрамом оказываемся наедине и мне прекрасно известна «программа», которую он мысленно на меня запланировал.
Мужчина львиной походкой направляется к рабочему столу, и выполняет стандартное для ежедневно выпивающих мужчин действие — открывает бутылку крепкого виски, наливает в стакан около пятидесяти миллилитров и легонько взбалтывает. Ему хочется любым способом снять стресс, который он только что испытывал в те моменты, когда деньги ускользали с его части покерного стола, словно песок сквозь пальцы. Алкоголь и красивая женщина рядом — все, что нужно мужчине вместо «антистресс игрушки».
Странно, но он никогда не снимает кожаные перчатки. Даже карты с ними держать неудобно. Я часто использую их как аксессуар, когда нужно порыться в вещах жертвы и не оставить отпечаток пальцев. Но с какой целью их носит владелец казино в собственном игорном доме?
Я хорошо знакома с психологией таких людей. Действия девяносто девяти процентов из них я могу просчитать и спрогнозировать наперед. Шрам, хоть и строит из себя альфа-самца, но читается легко. Все его действия пронизаны одним мотивом, ему необходимо самоутверждаться и повышать свою ценность в чужих глазах каждым своим действием.
Такие самоутверждаются за счет слабых без капли зазрений совести.
— Интересно, — пригубив виски, тянет Эрерра, фокусируя взгляд на моей груди. — Где тебя научили быть такой плохой девочкой, Эльза? — он поворачивается ко мне полностью, вздергивая бровь и оглядывая меня еще более голодным взглядом. — Тот, кто учил тебя незаметно отключать камеры и мастерски устанавливать их, не научил тебя играть честно или не браться за партию с серьезными игроками? — горько усмехается Эрера.
— Плохая девочка живет во мне с рождения. Никогда не была хорошей, — легко парирую я. — И я ничего не устанавливала. Мне было просто жаль Ванессу. Я решила закончить издевательство над невинной, потому что ты, очевидно, хотел выпустить пар на самых беззащитных в зале. У тебя на кухне завелась крыса, а ты обвиняешь женщин. Здесь куча персонала помимо Ванессы, и только одна девушка. Ох, уж эта мужская солидарность. У вас во всем виноваты женщины.
— Хочешь сказать, это была не ты? — прищурив веки, уточняет он, пытаясь сканировать мою мимику.
— Чтобы я не сказала, у тебя свой мир, свое видение и свои мотивы. Я думаю, ты готов был найти любую причину для того, чтобы остаться со мной наедине, — скучающим тоном заявляю я, и, судя по его реакции — попадаю в точку. — И в твоих глазах я прекрасно вижу, как ты используешь эту ситуацию.
Оставив виски на рабочем столе, Стефано вновь подходит ко мне вплотную. Запах крепкого алкоголя и электронных сигарет вызывает легкий приступ щекотания в горле. Мне не нравится, как пахнет у него изо рта, словно он только что поел сырого протухшего мяса. Меня слегка передергивает, и Шрам, подмечая это, обхватывает мою талию.
— И ты так спокойно говоришь об этом? Тебе не страшно? — его массивная ладонь накрывает мою грудь, большой палец обводит сосок, очертания которого проступают через тонкую ткань платья. Я немного возбуждаюсь, но не от присутствия этого мужчины, а от легкого адреналина и страха, под влиянием которого я всегда мокну. А может, я намокла еще в тот момент, когда смотрела на губы другого мужчины и ненароком позволила себе представить, какие они на вкус.