Кристиан Бэд
Эскотология
Красное, живое, дрожащее марево. Красная земля. И чёрное небо в трясущейся красной мути. И красный песок во рту и под ногтями. Ржавый песок.
От него жжёт в горле, словно тот рыжий нахал с жёлтыми глазами, тогда, не помню, сколько лет назад, тычет меня мордой в пыль!
И я снова и снова захлёбываюсь красной мерзостью…
Не кровью! Врёте! Кровь у меня так просто не хлынет горлом! Я вам, всем ещё рыжим!..
Как он ржал, оскаливая длинные зубы, выкашливая плевками свой смех, а я всё тянулся к нему заскорузлыми от грязи и крови руками, тянулся, чтобы вцепиться в рыжее горло. И ещё! И ещё раз он швырял меня в песок, а тянулся, тянулся…
И он струсил. Он понял, что я такой же, как эта пыль, а он — из другой плоти, живой, пугливой. И он побежал. А я смеялся.
И он понял, что там, в пыли, лежу не я. Там лежит он.
Вот и город. Но я не пойду к нему. Он хочет меня сожрать. Я вижу, как мигают его глаза в телах раскалённых пористых плит.
Город хочет мяса.
Особенно хочет его железобетон: вены пульсируют в нём, вздуваясь, и плиты лопаются.
Жарко. Чем ближе к городу — тем жарче.
Но я не баран, я не хочу, чтобы меня изжарили на решётке.
— Интересно, — спрашиваю я сам себя, — а почему это у пыли такой ржавый цвет?
— А по двум причинам, — отвечаю я сам себе. — Во-первых, мясо из города успели вывезти. Это от мяса бывает так много сажи. А, во-вторых, на этот город не бросали атомную бомбу. Им не хватило бомб, и они сделали из города электромагнитную жаровню.
Скрип, скрип, скрип — красная пыль на зубах.
Я — воин, скрип, скрип.
Я иду от своего дота к другому доту, скрип, скрип.
Иду уже второй день. Видел двоих, таких же, как я, но чёрных и обугленных. Город позавтракал ими, а обед удирает от него по пустоши.
Интересно: тот, кто удирает от города и тот, кто идёт к третьему доту — они идут вместе?
Кто-то из них должен быть я.
Кто бы это мог быть? Наверно тот, кто удирает от города — инстинкт самосохранения мне понятен.
А как же тот, кто идёт к доту? Нужно его задержать, вдруг у него нет пропуска, и он — враг? А может, он — шпион?
Зачем же он идёт к третьему доту? Я должен пойти за ним.
Я помню, что в третьем доте сидел Муха.
У него были очки.
Генерал бил его наотмашь, и голова Мухи моталась, словно тряпичный заяц.
А потом очки упали и треснули — Генерал наступил на них. И Муха ходил в разбитых стёклах.
Теперь я увижу мясо Мухи.
Я голоден? Нет, я несу все уцелевшие банки. И все они из моего дота. У тех двоих — банки тоже съел город.
Я ищу Муху, потому что это ближе. Дальше может не хватить сил. Я болен. Очень болен. А вокруг — предатели.
У меня мутит в глазах.
Я вижу дот Мухи. Но с ним что-то не так.
Чёрные мухи — вот что я вижу.
Они сидят и ножками чистят головку так упорно, что вот-вот оторвут.
Я иду к ним, и они растут, растут…
Большие чёрные мухи. Один в шлеме на ушах, а у другого — уши торчат на затылке. Две штуки. Обе — в лётных комбинезонах.
Понятно, им тоже надо летать. Это нормально — все мухи летают.
Жирные, чёрные мухи с прозрачными крылышками. Первыми сгорают именно крылышки. Вот и у этих мух крылышек нет. И они ножками счищают гарь со спинок.
А вот и я, мухи! Я иду, и в руках у меня большая хлопушка!
Смех замер на обожжённых губах плотного тяжёлого тела с белыми, потерявшими ужас глазами. Оно стояло, обводя непонимающим взглядом сидящих людей, помогая себе движениями негибкой бычьей шеи.
Сидящие, тоже заметили его, испуганно замерли, но вот встал третий сидящий, которого пришелец всё никак не мог захватить взглядом, и нашёл в безбровом лице что-то, чтобы назвать его по имени.
— Это ты, Свен?
«Свен» не было настоящим именем.
Пришелец закрыл глаза — ресниц у него тоже не было.
— Муха, — сказал он утвердительно. И добавил. — Мухи.
Двое в лётных комбинезонах успокоили посеревшие лица. Один открыл рот и пошевелил губами. Ему подумалось, будто он что-то сказал.
— Город, — сообщил Свен, — хочет жрать.
Веснушки на обожжённом лице проступили отчётливей. Муха дёрнул левой стороной лица.
— Ха-ха, — закончил Свен и сел рядом с лётчиками.
Первый лётчик подал ему фляжку с водой. С минуту Свен недоуменно разглядывал её. И вдруг начал пить, давясь и проливая. А потом во взгляде его возникла хитрость.
— Сидите, — хрипло засмеялся он. — Мy… Мухи… — потянулось хрипение, и вдруг — крик. — Жрать! Ему хочется жрать! Вот он идёт! Мессия! В красных одеждах, с красной рожей!