Так и поступлю. Нет ларца, считайте всё, сгинул. Не то чует моё сердце, придётся в бега подаваться. Дом Дориен славится своими интригами и коварством. Амбиции у них на эльфийский трон. Это Вам не Холиены. Пацифисты травоядные. Тьфу! Ну да утро вечера мудреней.
Глава четвертая
Город Карагон. Столица майората Рыцарей Креста.
Цитатель. Внутренняя тюрьма майората. Узник.
Так за думами пролетело, пробежало… ух ты, два часа! Что-то не торопится магистр. Или непись-охранник тормозом оказался? Нет. Не должен. Уж больно глазёнки у него блестели, когда золотой прятал. Значит что-то пошло не так.
Выходить из вирта не хотелось. В реале до завтрашнего вечера делать было совершенно нечего. Да и лимита у меня больше десяти часов. Я осмотрелся. Добротная тюрьма в майорате. Винтажная. Классика. Камеры-ячейки перекрыты решётками с прутьями в руку толщиной из зачарованного железа. Лёгкое льдистое свечение по краю кромки прутьев тому подтверждение. Моя оказалась крайней справа в конце коридора. Глаза давно привыкли к полумраку темницы, окна в которой были под самым потолком и скорее напоминали узкие метровые горизонтальные бойницы. Ржавый камень стен покрывали то там, то здесь лепешки бурого лишайника, создавая причудливые географические узоры. Ну и сырость, как без неё? Да ещё неистребимый запах крысиного помёта. Тени сгущались в углах камер. Ближние ко мне были по-видимому пусты. В камере напротив, как только ушла охрана, раздался шорох, позвякивание цепей и глухое ворчание.
Не знаю почему, но моё внимание привлекла именно эта камера. В левом углу темнота была гуще, на границе света и тени, присмотревшись, я увидел чью-то ногу, тонкую и сухую, покрытую разводами грязи. Её щиколотку охватывал массивный браслет, блеснувший благородным серебром, когда узник пошевелился. Стало интересно. Меня запихнули в камеру, не одев никаких кандалов. А этот узник сидит в подвале майората на цепи, да на такой, что, боюсь ошибиться, очень напоминает мифрил. Не спроста, ой не с проста!
Я подошёл к решётке поближе и постарался рассмотреть узника. Но мало что увидел. Только услышал на пределе восприятия тихое размеренное дыхание. Сидеть было ещё долго и скучно, и я решил попробовать обратиться к нему:
— Приветствую вас, уважаемый! Не имею чести знать. Вижу, вы старожил этих мест. Не желаете ли скоротать время за беседой с товарищем по несчастью?
В первый момент, мне показалось, что я разговариваю сам с собой. Узник никак не отреагировал. Даже дыхание не сбилось. Спит он, что ли? Подождав несколько минут, я присел у решётки, подтянув под себя ногой горку прелой соломы, и облокотился спиной о прутья. Мне показалось, что здесь воздух был посвежее и не так воняло. Я уже хотел прикрыть веки и вновь удариться в размышления, когда неожиданно услышал:
— Глупый, глупый инеа, — голос говорившего был тихим и глубоким, каждое слово звучало отчётливо, — ты думаешь, что выйдешь из этого подвала, отродье Холиен?
Затем раздался звук, как будто чихала собака. Я не сразу понял, что это был смех. Так, так, так. А сосед у меня не простой. Это эльф! И он смог распознать вышивку на моей рубашке. Это Высший Эльф и очень-очень старый!
— Простите, как я могу к вам обращаться, уважаемый? — мне становилось всё интереснее и интереснее.
— Обращаться?! Ты кусок дерьма чёрного единорога! Отрыжка лешего! Выкидыш дома предателей! Тьфу! Да я бесконечно рада, что Великий Альв подарил мне перед смертью наслаждение наблюдать как день за днем палач хумансов будет превращать у меня на глазах одного из Холиенов в грязь и визжащего ублюдка! — я отшатнулся от решётки, настолько перехлёстывала через край ненависть узника… узницы.
Да, я ошибся. Звон цепи — и я увидел в метре от себя горящие ненавистью пронзительно синие глаза. На когда — то благородном и красивом лице эльфийки. Волосы неопределённого цвета свалялись в паклю, кожа сизо-серого оттенка, рваные ноздри, зажившие струпья на месте вырванных ногтей на пальцах — всё это составляло страшный облик узницы подвала замка майората.
Одета эльфийка была в какое-то тряпьё. Судя по остаткам вышивки, это было бывшее платье благородной альвы высшего сословия. Тут она закашлялась, согнувшись и упала на колени. Голова ее склонилась вправо, патлы соскользнули с правого уха, безжалостно изуродованного палачом и при скудном свете стала видна изящная татуировка плюща, начинающаяся у правого виска и сбегающая по шее к вороту…