Александр АСМОЛОВ, вице-президент Общества психологов СССР
В романе Роберта Хайнлайна «Кукловоды» человек под воздействием чужой воли превращается в роботе, причем даже не робота Айзека Азимова, в которого, по крайней мере, были вмонтированы законы роботехники, а в самую страшную разновидность машины — неинтеллектуального социального робота, лишенного памяти. Но расчлененная личность, айтматовский манкурт — объект, к сожалению, далеко не фантастический. Проблему обезличивания человека, затронутую в предыдущем номере журнала публицистом Виктором Белицким, рассматривает психолог.
Как в истории культуры возникает личность? Все начинается, когда мы задаем себе этот вопрос, которым болели долгие годы, пока психология была наукой уха-горла-носа; человек был как бы разделен, расчленен на отдельные функции (восприятие, память и т. д.). Вспоминаются слова Гете: «Во всем подслушать связь стремясь, хотят явленья обездушить, забыв, что если в них нарушить одушевляющую связь, то больше нечего и слушать»… Вопрос этот называли то телеологическим, то теологическим, но в любом случае предполагалось, что есть провидение, которое нами управляет. Провидение есть, и возникает идея о том, что каждый из нас — одна из возможностей эволюционного процесса истории, каждый рождается, если угодно, для ответа на вопрос: «ЕСЛИ?». Если сбывается его судьба, если он вносит вклад в развитие истории, все может пойти не по противоположному, другому, но по иному пути. Не «контркультура», но иная культура.
Есть замечательный рассказ Роберта Шекли о том, что где-то в Космосе существует Ответчик. К нему приходят представители разных цивилизаций, разных форм жизни, и задают вопросы. Человек спрашивает: что такое жизнь и смерть? Люди? И получает ответ: частность. Все уходят неудовлетворенными. Между тем, можно получить ответ на любой вопрос, если только правильно его поставить.
Это гениальный рассказ, в нем ключ к многим происходящим в нашей жизни процессам. Что порождает социальных роботов? Насколько каждому из нас грозит опасность в определенных обстоятельствах превратиться в манкурта?
Вопрос об обезличивании, о манипуляции человеческим сознанием нужно ставить в историко-культурном контексте, в системе координат, связанной с именами выдающихся ученых, скажем, нашего соотечественника, психолога Л.С.Выготского или культур-антрополога Леви-Стросса. Этой проблемой много занимался Бруно Беттельгейм, воспитанник знаменитой Венской школы психоанализа. Полтора года он просидел в гитлеровских лагерях Дахау и Бухенвальд, где имел трагическую возможность изучать разрушительное воздействие лагерной жизни на личность заключенного, превращение нормального человека в «идеального заключенного». И каждый раз, отвечая на этот вопрос, мы должны не только погрузиться в прошлое, но и попытаться заглянуть в будущее.
Весьма условно мозаику культуры в ходе человеческой истории можно расположить у двух полюсов — полюса полезности и полюса достоинства. В первом случае люди, как муравьи в муравейнике, оцениваются по своей служебной функции. Они винтики единого механизма. Культура, ориентированная на полезность, всегда стремится к равновесию, самосохранению, всегда озабочена тем, чтобы выжить, а не жить. Ее цель, прикрываемая тем или иным благостным идеалом, — воспроизводство самой себя без каких-либо изменений.
Опознавательный «знак» такой культуры — операция пересчета (естественно, не арифметическая, а культурная). Мы помним замечательный мульфильм о козленке, который научился считать до десяти и которого все сначала хотели забодать, а потом с восторгом сами принялись «считаться». Что есть стремление одеть человека в форму, присвоить номер, как не лишение имени? В обществе культуры достоинства личность самоценна, в культуре полезности ее ценность вторична — лишь в отношении какой-либо деятельности, функции.
Наша культура, понятно, первого типа. Предпосылки обезличивания вмонтированы в нее, и многие наши сограждане существуют манкуртами. Как-то Алексею Николаевичу Толстому принесли в дом поросят в мешке и попытались вытряхнуть их прямо на паркет. Он попросил: не трогайте их, пожалуйста, им там тепло и вонько. Так вот, многие наши личности (употребляю это слово без малейшей иронии, поскольку психологически любой человек имеет личность) в управляемом обществе именно так себя и чувствуют: уютно, тепло и вонько. Но мы так надышали все эти запахи, так к ним привыкли… и так тревожно, когда начинаются социальные сквозняки. Проще остаться в мешке существующей культуры.