Уже не в первый раз говорили они об этом и так увлеклись, что не видели ничего вокруг. Поэтому скакавшие стороной сыновья Феанора заметили и узнали их первыми. Тотчас Келегорм повернул и поскакал на Берена, рассчитывая растоптать его конем, а Карафин пришпорил лошадь и на скаку подхватил Лучиэнь в седло. Это он проделал легко — недаром слыл лихим наездником. Берен сумел увернуться от коня Келегорма и, коротко разбежавшись, прыгнул на пролетавшего мимо Карафина. Это был великолепный прыжок — так и поют о нем Люди и Эльфы. Оказавшись за спиной Карафина, он схватил его за горло и сбросил с лошади, рухнув на землю вместе с ним. Конь заржал и встал на дыбы, выбросив Лучиэнь в траву, где и осталась она лежать без движения.
Берен душил Карафина и не видел, что смерть летит к нему во весь опор. Келегорм уже отводил копье для удара, но в этот миг Ган окончательно порвал со старой службой и, оскалив страшные клыки, прыгнул наперерез лошади хозяина. Конь шарахнулся в сторону, хрипя и кося глазом на разъяренного пса. Проклял Келегорм и коня, и собаку, но Ган и ухом не повел, не подпуская его к Берену. Лучиэнь поднялась с земли и просила возлюбленного не убивать Карафина. Послушал ее Берен. Он отобрал у обидчика доспехи и оружие, забрал тяжелый кинжал Ангрист, выкованный когда-то Гномом Телкаром из Ногрода. Клинок этот резал железо, словно сырую древесину. Потом он поднял Карафина за шиворот и пинком отшвырнул от себя, посоветовав поискать родичей, которые научили бы его находить более достойное применение воинской доблести.
— А коня твоего я оставлю себе, — уже спокойно добавил Берен. — Пусть служит Лучиэнь. Думаю, он будет только счастлив избавиться от такого хозяина.
Карафин, с трудом придя в себя, проклял Берена и хрипло пробормотал:
— Чтоб тебе бегом бежать к самой мучительной гибели, проклятый Смертный!
Келегорм взял брата к себе на седло и они сделали вид, что двинулись прочь. Берен уже уходил, не обращая внимания на ворчание соперника, когда Карафин, кипя от стыда и злобы, схватил лук Келегорма и выстрелил через плечо, целясь в Лучиэнь. Как молния прыгнул верный Ган и поймал стрелу зубами. Вновь зазвенела тетива, но теперь уже Берен рванулся и закрыл собой любимую. Стрела вонзилась ему в грудь.
Громоподобный рык пронесся над равниной. Ган, страшный, как демон, бросился вдогонку за братьями. Им едва удалось удрать. Впрочем, пес скоро вернулся и принес госпоже из леса несколько целебных листьев. Кровь остановили, а дальше искусство Лучиэнь и любовь быстро залечили рану. Скоро они уже смогли вернуться в Дориат.
И снова мучился Берен, разрываясь между долгом и любовью. И вот однажды, поднявшись до света, Берен поручил мирно спящую Лучиэнь заботам Гана и ушел.
Снова скакал Берен к проходу Сириона. Позади осталась равнина Таур-ну-Фуин, впереди легла пустыня Анфауглиф. За ней в дрожащем мареве на горизонте высились пики Тонгородрима. Здесь спешился Берен, потрепал по холке коня Карафина и отпустил пастись на тучных приречных лугах, посоветовав забыть о рабстве и стать свободным конем. Предстояло сделать следующий решительный шаг. Но допреж сложил он Прощальную Песнь во славу Лучиэнь, потому что чувствовал: настала пора прощаться с любовью и светом.
Далеко разносилась его песня. Берен не думал о том, чьи уши услышат его; теперь ему было все равно.
Но сердце Лучиэнь уловило голос любимого; запела она в ответ, а потом подозвала Гана. Пес молча подставил спину, и вот уже неслись они вперед по свежим следам Берена. Дорога не мешала Гану думать, как помочь этим двоим, ставшим для него дороже жизни, как избежать опасностей безумной затеи. И, кажется, он придумал. Возле бывшего Сауронова острова Ган свернул с дороги, а когда снова выскочил на нее, вид его неузнаваемо преобразился. Теперь он принял облик Драуглина, Сауронова прихвостня, а на плечи Лучиэнь была наброшена шкура жуткой твари — летучей мыши-вампира Турингветиль, до недавнего времени служившей Саурону почтовым голубем для связи с Ангбандом. Ее огромные перепончатые крылья оканчивались железными когтями, отточенными и длинными, как ятаганы. Неудивительно, что, когда невиданная всадница на столь же невиданном коне вылетела на равнину Таур-ну-Фуин, все живое в ужасе разбежалось и попряталось.