Люк в приемную оказался закрыт, но после трех звонков из него выглянула физиономия Дока с белыми зарослями вокруг сероватых глаз.
— А я уже отчаялся тебя дождаться, Лопух.
— Простите, Док. Я вот…
— Ладно, заходи, заходи. Привет, Ким. Если есть желание, можешь ознакомиться с моими апартаментами на предмет добычи.
Ким выполз наружу, оттолкнулся от груди Лопуха и вскоре был всецело поглощен обычным своим инспекторским обзором.
А проинспектировать здесь было что, даже Лопух смог это заметить. Каждый сантиметр каждой веревки в приемной Дока был увешан какими-то штуковинами самых разных форм и цветов: большими и маленькими, блестящими и тусклыми, прозрачными и темными. Они контрастно выступали на бледном фоне нелюбимого Лопухом мертвенного света, источаемого одной из стен. Времени разглядывать их внимательно уже не оставалось. От другой стены исходил более яркий свет.
— Осторожнее, Ким! — предостерег кота Лопух, заметив, что тот, передвигаясь, отталкивается лапами от подвешенных предметов.
— За него не беспокойся, — сказал Док. — Давай лучше займемся тобой. Ну-ка, постарайся не моргать.
Док обхватил руками голову Лопуха. Серые глаза и заросшее седыми волосами лицо приблизились к нему.
— Как я и предполагал… Разжижение линз. Ты перенес осложнение, которое выпадает на долю каждого десятого, подцепившего рикетсию Леты.
— Гнуса Стикса, Док?
— Да, так вы ее называете. Всех вас, несчастных плебеев, так и тянет залезть в самую грязную лужу Преисподней. Но мы Bqe грешны: все пьют воду Леты. Хотя иногда, когда с возрастом становишься мудрее, начинаешь вспоминать, что было вначале. Слушай, когда ты прекратишь извиваться?
— Док, это гнус Стикса мешает мне вспомнить то, что было со мной до «Приюта Летучей Мыши»?
— Возможно. Как долго ты в «Приюте»?
— Не знаю, Док. Кажется, всю жизнь.
— В любом случае, ты появился там до того, как я набрел на «Приют». Тогда как раз в Четвертом трюме открыли «Ром-бабу». Постой, да это случилось всего лишь звездник назад.
— Но я ведь, наверное, почти старик, Док. Почему же я ничего не помню?
— Никакой ты не старик, Лопух. Просто ты лысый и беззубый, усохший и проспиртованный насквозь, как экспонат в кунсткамере. Ладно, а теперь раскрой рот.
Одной ладонью Док обхватил затылок Лопуха. Пальцы второй ощупывали полость рта.
— Десны у тебя тверды. Это облегчает задачу.
Лопух хотел было рассказать о соляных ваннах, но Док решительно скомандовал:
— А теперь открой его как можно шире. — Док затолкал ему в рот нечто огромное (размером с дамский ридикюль) и ужасно горячее. — Закуси это изо всех сил.
Лопуху показалось, что он укусил раскаленную сковородку. Он попытался тут же разомкнуть челюсти, но крепкие руки Дока сжимали его череп и подбородок. Лопух стонал, отчаянно размахивая руками и лягая ногами воздух. Слезы застилали ему глаза.
— Да прекрати же ты вертеться, как карась на сковородке! Дыши носом. Не так уж это и горячо. Ах, ты уже и пузыри пустил, нюня!
Лопух был другого мнения по этому поводу, но ему не хотелось выглядеть трусом перед Доком. Он затих. Несколько раз моргнув, он начал различать в застилающем глаза большом общем пятне овал лица Дока и силуэты развешенных на веревках предметов. Он попытался даже улыбнуться, но его губы, растянутые и размазанные по заполнившей его рот форме, ничего изобразить не могли. Ему все еще было больно, зато жар начал заметно ослабевать.
Док улыбнулся ему:
— Ну вот, теперь будешь знать, как уговаривать старого пьяницу-доктора испытывать на себе приемы древней медицины, да еще такие, о которых он сам знает лишь понаслышке. Зато зубы получишь такие, что канаты сможешь перекусывать. Эй, Ким, пожалуйста, держись подальше от этого саквояжа.
Черное пятно кота оторвалось от другого черного пятна, но вдвое большего по размеру. Лопух с упреком промычал Киму через нос что-то нечленораздельное, сопровождая мычание неодобрительными жестами. Другое черное пятно напоминало по форме маленький черный футляр Дока, но только было раз в сто крупнее. К тому же эта штуковина и весила прилично, судя по тому, как низко под его тяжестью прогибалась, а затем медленно распрямлялась веревка, приведенная в движение Кимом.
— В самом саквояже, Лопух, мои сокровища, — заинтриговал Док, а когда Лопух дважды недоуменно приподнял брови, требуя дополнительных разъяснений, продолжил: — Нет, в нем не монеты, не золото и не драгоценности, там вторая запредельная бесконечность: мечты, сновидения, кошмары на любой вкус — на тысячу «Ковчегов». — Он посмотрел на свое запястье: — Достаточно. Открывай рот.