Выбрать главу

Хотя общественное мнение, как обычно, не будет расположено поддержать иск, поданный роботом, могу вам напомнить, что и «Ю.С. Роботе» не пользуется популярностью. Даже те, кто использует роботов и получают от этого выгоду, относятся к Корпорации с недоверием. Это может быть отголоском тех дней, когда роботобоязнь имела широкое распространение, а может происходить из-за возмущения властью и богатством Корпорации, ставшей монополистом. Какова бы ни была причина, недовольство существует, и я думаю, вы понимаете, что лучше не доводить дела до суда, в особенности потому, что мой клиент богат и проживет ещё не одно столетие, так что способен вести тяжбу практически бесконечно.

Смайве-Робертсон медленно побагровел.

— Вы пытаетесь заставить меня…

— Я ни к чему вас не принуждаю, — сказал Пол. — Если вы собираетесь отказаться выполнить разумную просьбу моего клиента, то можете сделать это совершенно свободно, и мы уйдем, не сказав больше ни слова… Но подадим иск, на что имеем полное право, и в конце концов вы обнаружите, что проиграли.

— Это шантаж… — произнес Смайве-Робертсон и замолк.

— Я вижу, вы склонны принять нашу просьбу, — сказал Пол. — Вы колеблетесь, но в конце концов придете к пониманию законности нашего предложения. Позвольте в таком случае заверить вас еще в одном. Если в процессе переноса позитронного мозга моего клиента из его нынешнего тела в новое, органическое будет сделано хотя бы малейшее повреждение, я не успокоюсь до тех пор, пока не нанесу Корпорации максимальный ущерб. Если понадобится, я предприму все возможные шаги, чтобы настроить общественное мнение против Корпорации — в том случае, если платино-иридиевую сущность моего клиента хотя бы поцарапают. — Он повернулся к роботу. — Ты согласен, Эндрю?

Эндрю не отвечал целую минуту. Согласие было равносильно одобрению лжи, подлога и издевательства над человеком. Но не физическому действию, напомнил он себе, только не этому.

И в конце концов он выдавил слабое «да».

Его первые ощущения были сродни тем, которые он испытывал, когда «родился». Сначала в течение дней, потом недель, потом месяцев Эндрю чувствовал себя как бы не собой, и простейшие действия продолжали вызывать у него затруднения.

Пол был в ярости.

— Они повредили тебя, Эндрю. Мы должны подать иск!

Эндрю едва мог говорить.

— Не… надо. Ты не сможешь… доказать… умышленное…п-п-п…

— Повреждение?

— Да. Я стал… сильнее… лучше. Это тр-тр-тр…

— Тревога?

— Травма. Я просто не имел… опыта… таких оп-оп-операций.

Эндрю словно ощущал свой мозг. Никому другому это не было доступно. Он знал, что с ним все в порядке, и в течение месяцев, которые ему потребовались для развития координации движений и обратной связи от тела к мозгу, он целые часы проводил перед зеркалом.

Не совсем человек! Лицо неподвижное — слишком неподвижное, а движения чересчур сумбурные. Им не хватало беспечной легкости, но, возможно, это со временем придет. По крайней мере, он сможет носить одежду и не бросаться в глаза.

Настал день, когда он сказал:

— Я собираюсь снова приступить к работе.

— Это значит, что ты в полном порядке, — рассмеялся Пол. — И чем же ты хочешь заняться? Написать новую книгу?

— Нет, — серьезно ответил Эндрю. — Я живу слишком долго и не могу позволить какой-либо одной профессии схватить меня за горло. Было время, когда я выступал в роли художника. И было время, когда я стал историком. Но сейчас я хочу быть робобиологом.

— Робопсихологом, ты хочешь сказать?

— Это подразумевает изучение позитронного мозга, а у меня пока нет желания внедряться в эту проблему. Робобиолог, как мне кажется, будет исследовать работу тела, присоединенного к мозгу робота.

— А разве это не роботехника?

— Роботехник работает с металлическим телом. Я же стану изучать органическое гуманоидное тело, которым сейчас обладаю лишь один, насколько мне известно.

— Ты способен на большее, — задумчиво произнес Пол. — Как художник ты был волен выбирать любую форму, как историк ты занимался в основном роботами, став же робобиологом, ты сможешь изучать лишь самого себя.

Эндрю кивнул.

— Видимо, так.

Ему пришлось начать с азов, потому что он ничего не знал об обычной биологии и почти ничего о роботехнике. Он стал завсегдатаем библиотек, где целыми часами просиживал за электронными каталогами. В одежде он выглядел совершенно естественно. И те немногие, кто знал, что он робот, никак с ним не общались. Он пристроил к дому комнату для лаборатории, а его библиотека постоянно росла.

Прошли годы, и однажды Пол пришел к нему и сказал:

— Жаль, что ты больше не работаешь над историей роботов. Как я понял, «Ю.С. Роботе» начинает проводить совершенно новую политику.

Пол постарел, и его изношенные глаза заменили фотооптические ячейки. В этом смысле он стал ближе к Эндрю.

— И что же они задумали? — спросил Эндрю.

— Они изготовили центральные компьютеры — в действительности гигантские позитронные мозги, которые по микроволновой связи управляют роботами, от дюжины до тысяч сразу. У самих роботов мозга нет вообще. Они стали придатками огромного компьютера, и теперь обе части фактически разделены.

— Это более эффективно?

— Корпорация утверждает, что да. Но замечу: новое направление разработал незадолго до смерти Смайве-Робертсон, и по-моему, это реакция на твое существование. «Ю.С.Роботс» решила, что больше не стоит изготовлять роботов, которые в состоянии причинить ей беспокойство, поэтому они разделили мозг и тело. У мозга не будет тела, которое он хочет заменить; у тела не будет мозга, чтобы желать хоть что-нибудь.

— Просто поразительно, Эндрю, — продолжил Пол, — то влияние, которое ты оказал на историю роботов. Твои художественные способности побудили Корпорацию сделать роботов более точными и специализированными. Твоя свобода привела к принятию закона о правах роботов, а твоя настойчивость в получении андроидного тела заставила Корпорацию переключиться на выработку новой стратегии.

— Мне кажется, — сказал Эндрю, — что Корпорация закончит тем, что создаст один гигантский мозг, контролирующий несколько миллиардов тел. Все яйца окажутся в одной корзине.

— Думаю, что ты прав, — сказал Пол, — но по- моему, на это потребуется не менее столетия, а я так долго не проживу. Собственно говоря, я вряд ли дотяну до следующего года.

— Лол! — с тревогой воскликнул Эндрю.

Пол пожал плечами.

— Люди смертны, Эндрю. Мы не такие, как ты. Это не так уж важно, но достаточно, чтобы заверить тебя вот в чем. Я последний из рода Чарни. Есть дальние родственники по линии сестры моей бабушки. Но они не в счет. Все мои сбережения я завещаю тебе, чтобы ты хотя бы экономически был свободен.

— В этом нет необходимости, — с трудом произнес Эндрю. Прожив столько лет, он до сих пор не мог примириться со смертью.

— Давай не будем спорить, — сказал Пол. — Над чем ты сейчас работаешь?

— Я разрабатываю систему, позволяющую андроиду, то есть, мне, получать энергию не от атомных батарей, а от сжигания углеводов.

Пол удивленно приподнял брови.

— То есть, за счет кислорода и пищи?

— Да.

— И давно ты трудишься над этой проблемой?

— Довольно долго. Мне удалось придумать подходящую камеру сгорания, в которой расщепление идет за счет катализаторов.

— Но зачем, Эндрю? Ведь атомные батареи несравненно лучше!

— В некоторых отношениях, возможно, — но ведь вы ими не пользуетесь.

15

Времени потребовалось много, но время у Эндрю было.

Со смертью пра-правнука Сэра Эндрю почувствовал себя еще более одиноким и потому с еще большей решительностью двинулся по избранному пути.