Но Рафт перехватил ее руку.
Он почувствовал такое же сильное, отчаянное сопротивление, как и в тот раз, когда они боролись здесь же, в этой самой комнате. Лицо, скрытое вуалью, повернулось к нему, и он ощутил беспричинный леденящий ужас.
С внезапной кошачьей яростью она пыталась вырваться от Рафта — и последнее неистовое усилие освободило ее. Она отпрыгнула назад, по-прежнему держа в руках кинжал и обратив свой невидимый взор на царя.
Дарум был уже на ногах — он смотрел на нее, готовый отразить атаку. Но судьба отвернулась от Юранн, и по тому, как ослабло это упругое, напряженное, красивое тело, было видно, что и сама она понимала это. В настороженной тишине послышался ее глубокий вздох.
И вдруг она резко повернулась — так, что широкие одежды взметнулись и окутали ее, словно легкий дым, — и вонзила кинжал по самую рукоятку в собственное сердце!
В безмолвном оцепенении они смотрели, как она сползла на пол. Алый цвет постепенно проступал через серую ткань, пронзенную кинжалом и прижатую к уже мертвому телу.
Оттолкнув Рафта, царь бросился к Юранн и встал перед ней на колени. Его протянутая рука замерла над покрытым вуалью лицом. Но он так и не дотронулся до этой тонкой паутинки.
— Юранн? — позвал он. — Юранн?
Но она лежала неподвижно, и алый цвет расплывался на сером все шире и шире.
Пальцы Дарума обхватили торчащую из ее груди рукоятку кинжала и гладили ее, словно это была сама Юранн, — и царь склонился еще ниже над распростертым телом, пытаясь услышать биение сердца. Пальцы еще сильнее сжали кинжал.
Он с силой вырвал его из ее груди — по лезвию стекали алые капли крови. В следующее мгновение Дарум, ловко, не по-человечески изогнувшись, поднялся на ноги и посмотрел прямо в лицо Рафту. Губы его вытянулись, а темные глаза безумно сверкали. Он поднял кинжал — стекающие капли оставляли на ковре неровные алые линии.
Рафт стоял неподвижно, лихорадочно соображая, что ему делать. Царь был уже совсем близко, а оружия у Рафта не было. Только схватившись с Дарумом, Рафт мог избежать удара кинжалом, но он твердо знал, кто из них сильнее. От вздрагивающего тела исходила невероятная сила, а безумие лишь усиливало эту мощь.
— Спас мне жизнь? — прошипел Дарум. — Нет, ты встал между нами и обратил против нее это оружие. А теперь скажи мне: зачем мне жить? — В дикой, кошачьей ярости лицо его судорожно исказилось. — Ты — обезьяна! — прорычал Дарум — и прыгнул.
И в то же мгновение из-за спины Рафта метнулась тонкая сияющая стрелка света и погасла, едва коснувшись царской шеи. Тело Дарума изогнулось. Он попытался сделать еще один шаг вперед, не выпуская из рук кинжала, готовясь пронзить Рафта.
Неожиданно силы покинули его, и обмякшее тело медленно и плавно, словно ниспадающий шелк, сползло на подушки. Пальцы разжались — и отпустили кинжал, и сразу после этого его рука поднялась к горлу и вытащила торчащую из него шпагу. Из раны, а потом изо рта хлынула кровь.
— Ванн, — прохрипел царь. — Ванн, мы с тобой не раз сражались в честном поединке, но так — никогда.
— Я служил тебе, Дарум, — тяжело ответил Ванн, — но прежде всего я служу Паитити. Юранн же не была достойна любви.
— Она была так красива, — прошептал царь. — Она не могла — не могла погибнуть вместе с Паитити, не убив прежде меня. Она всегда ненавидела меня. И… и…
Дарум захлебывался собственной кровью. Но неожиданно появившаяся в руках сила помогла ему привстать и подползти к Юранн. Его пальцы нежно гладили мертвую руку. Под ее ладонью лежала арфа — он дотронулся до струн, и в недвижимом воздухе прозвучали ноты печали и одиночества.
— Я бы уничтожил Паитити, — проговорил Дарум, — я бы уничтожил весь мир — ради нее одной. Только бы ей было хорошо. Она была такая красивая.
Его голова упала на ее нежное тело. Тигровые глаза закрылись. В последний миг его ладонь нашла руку Юранн — и их пальцы переплелись.
И слилась их кровь. Алый поток становился все медленнее и медленнее… И наконец остановился.
Ванн стоял неподвижно, опустив плечи.
— А теперь идите, у вас еще есть время, — сказал он. — Я сделал это, чтобы спасти Паитити. Только сейчас я уже не знаю: в то ли горло я вонзил свое оружие.
— Ванн… — начала Джанисса.
— Уведи их, Джанисса. Уведи этих пришельцев от царя — и пусть они остановят Паррора, если это в их силах.
— Паррор, — шепотом повторил Крэддок и коснулся руки Рафта. — Нам надо спешить.
— Да, — безучастно согласился Рафт.
Он повернулся и медленно вышел из комнаты. Лицо его было серым, и на нем еще не успели высохнуть капельки пота.
О мертвом царе он не проронил ни слова.
— Нужно взять устройство, — сказал он. — С весом мы справимся — оно не тяжелое. Раздобыть бы только какие-нибудь ремни.
Они разыскали вполне прочные шелковые ленты, с помощью которых Рафт закрепил устройство у себя на спине. Сделанное из легких сплавов, оно было совсем не таким тяжелым, как могло показаться. Лишний вес мог бы стать непреодолимым препятствием — чтобы опередить Паррора, им нужно было идти очень быстро.
Замок засыпал, когда они выходили из него. Снаружи их встретил чистый прохладный свет яркого дня.
— Нам нужно было взять с собой оружие, — вспомнил Крэддок.
— Теперь уже слишком поздно, — ответил Рафт. — Джанисса, веди нас — ты ведь знаешь тайную тропу, которая ведет к Пламени?
— Да, думаю, что смогу найти ее. Мысль Паррора была достаточно ясной. Но это долгий путь.
Однако дорога оказалась короче, чем они предполагали. Через замок Паррора они не пошли, а срезали угол и прошли вдоль подножия скалы, которая закрывала собою вход в Паитити. Шли они быстро и часа через четыре оказались почти на месте. Им пришлось остановиться — Джанисса искала потайной вход.
— Эти развалины, — сказала она, — остались здесь от Первого Рода. Где-то совсем рядом должна быть сдвоенная колонна — Паррор думал о ней, когда я читала его мысли.
Рафт молча указал пальцем. Джанисса радостно вскрикнула, подбежала к тому месту на скале, куда показал Рафт, и, ощупывая гладкую поверхность, принялась искать потайной затвор.
Каменная плита бесшумно и плавно отошла в сторону, открыв овальный проход.
Рафт повернулся и посмотрел назад — туда, откуда они пришли.
— Паррора не видно, — сказал он. — Возможно, он опередил нас. А может быть, и нет. Скоро узнаем.
Вслед за Джаниссой и Крэддоком он вошел внутрь, и потайная дверь позади него закрылась.
Но они не оказались в темноте. Со стен, с потолка и с пола — отовсюду сочился бледный холодный свет. Тоннель, петляя, круто поднимался вверх. От неожиданно наступившей тишины у Рафта застучало в висках.
— Идемте же, — сказал он, поправляя ремни на спине.
Тоннель не был длинным — прорезая скалу, он напрямую вел к пещере Пламени. Но прежде им предстояло пройти еще одну пещеру.
На их пути вновь оказалась овальная дверь. На этот раз Джанисса без труда открыла ее, но внутрь не пошла. Рафт заметил, что ее стройная фигура застыла на пороге, и почти сразу же Джанисса отпрянула назад. Отодвинув Крэддока, Рафт приблизился к девушке.
— Что случилось? — спросил он.
Джанисса молчала.
— Первый Род, — затаив дыхание, проговорил Крэддок. Первый Род, — повторил он.
Это была та самая пещера, через которую Рафт однажды уже проходил. Сталактиты, свисающие гигантскими каплями с потолка, вздымающиеся из-под земли, словно фантастический лес, сталагмиты — все было ядовито-зловещего фиолетового цвета. Высоко над головою, почти отвесно уходя куда-то вниз, словно бросая вызов земному притяжению, зависла почти прозрачная труба невидимой дороги. Сейчас ее можно было заметить — по ней ползали полчища существ, точно пытаясь проникнуть внутрь стеклянной преграды.
Чудовища!
Рафт уже видел их, но тогда в тусклом свете их очертания были смутными, неотчетливыми. Теперь же от вида этих существ у него пересохло в горле, и ему казалось, что вот-вот его стошнит.