В двадцатых годах психологами в употребление начали вводиться головоломки. Вот одна из первых: из шести спичек надо построить четыре равносторонних треугольника. Если пытаться решать эту задачу на плоскости, ответа нет. Хотя в действительности он есть: это тетраэдр, пространственная фигура. Но в том-то и сложность, что большинство людей сами допридумывали правила, ограничивая свои возможности плоскостью, а ведь в условиях задачи об этом ничего не сказано…
Так и в жизни. Когда тупик кажется беспросветным, надо свободно вглядеться в реальность, и, может быть, обнаружишь выход где-то совсем в ином измерении; это выглядит фантастикой, пока не становится тривиальным.
«…Потому что я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Яне хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей. А ведь они все только над этой-то верой моей и смеются».
Федор Достоевский. «Сон смешного человека».
Станислав Лем Загадка
«Загадка» — последний рассказ из знаменитого цикла сказочных рассказов и повестей Станислава Лема «Кибериада». Рассказ был написан в 1980 году, но на польском языке опубликован совсем недавно — в декабре 1992 года.
Отец Цинконий, доктор Магнетикус, сидел в своей келье и, поскрипывая, ибо нарочно не смазывался ради умерщвления металлической плоти, изучал толкования Хлорентия Всеянского, и прежде всего знаменитое Рассуждение шестое — «О Сотворении Роботов». Он как раз дошел до конца раздела о программировании Бытия и теперь сосредоточенно водил взглядом по страницам, испещренным разноцветными буковками, кои повествовали о том, как Господь, возлюбив среди иных металлов железо, вдохнул в него животворящий дух; тут в келью тихо вошел отец Хлориан и скромно встал у окна, дабы не мешать прославленному богослову в его размышлениях.
— Ну как там, любезный мой Хлорианчик? Что слышно? — спросил чуть погодя о. Цинконий, оторвав незамутненные кристаллы очей от фолианта.
— Отче, — молвил тот, — я принес тебе книгу, только что проклятую Святейшей Коллегией, по наущению диавольскому написанную, сочинение этого богомерзкого мармагедонца Лапидора, именуемого Галогенным, с изложением гнусных экспериментов, коими тщился он опровергнуть- Истинную Веру.
И положил перед о. Цинконием тоненькую книжицу, уже снабженную соответствующей печатью св. Коллегии.
Старец отер чело, и крупицы ржавчины упали на страницы брошюры; с живостью взяв ее, он сказал:
— Не богомерзкого, Хлорианчик, не богомерзкого, а всего лишь несчастного по причине заблуждений своих!
С этими словами перелистал он книжку и, увидев названия глав, как то: «О Бледных Мякотниках, Мякишниках и Размягченцах», «О мыслящем твороге», «О происхождении Разума из Неразумной Машины», слегка улыбнулся — впрочем, вполне добродушно — и наконец промолвил:
— Ты, Хлорианчик, вместе со всей Святейшей Коллегией, которую я почитаю всем сердцем, судишь весьма опрометчиво. Ну что ж тут такого, в этой книжке? Всякие бредни, высосанные из гайки, несусветная чушь, россказни и легенды, преподносимые уж не помню который раз: что, дескать, какие-то мягкотелы, или телотрясы, или, согласно другим апокрифам, колыханцы (они же трясунгчики) в незапамятные времена сотворили нас из винтиков и проводов…
— Вместо Всевышнего!!! — прошипел, слегка задрожав, о. Хлориан.
— Проклятья ничуть не помогут, — добродушно заметил о. Цинконий. — Если на то пошло, не разумнее ли смотрит на вещи отец Этерик от Фазотронов, который уже три десятка лет назад сказал, что проблема эта не богословская, а естественнонаучная?
— Но, отче, — едва не поперхнулся о. Хлориан, — это учение запрещено провозглашать ex cathedra[1], а не осудили мы его единственно из уважения к святости автора, который…
— Успокойся, любезный мой Хлорианчик, — молвил о. Цинконий. — И очень хорошо, что не осудили, — не так уж оно нелепо. Этерик говорил, что даже если существовали некогда размягченцы, породившие нас в своих мастерских, а после сами себя погубившие, это вовсе не противоречит божественному происхождению всякой разумной твари. Господь всемогущ и своею волей мог препоручить этим неученым бледнягам изготовление стального народа, который будет Его славословить во веки веков, вплоть до Всеобщего Воскресения из Ржавчины. Мало того: по-моему, думать иначе, то есть начисто исключать такую возможность, есть ужасная ересь; можно ли, вопреки Писанию, отрицать всемогущество Божие? Что скажешь?