— … мне! — успел крикнуть я. — Марджа — моя дочь! Тот, кто убьет его, будет отвечать своей жизнью!
— Вы оба спятили! — рассердился Лоутон. — Надо сперва поймать его, а уже потом сколько угодно спорить, кому что принадлежит!
Кадарин с безнадежной яростью махнул рукой:
— Но если он выпустит Шарру на свободу, я пропал! Мне уже нельзя будет верить! Я ведь по-прежнему настроен на ее код! Я тогда тоже буду замкнут в этой матрице!
Реджис повернулся ко мне:
— Итак, Лью, значит, остаешься один ты. Ты, правда, был связан с Шаррой, но ты из Комина, тебя нельзя замкнуть в эту матрицу. Если бы нам удалось вместе сфокусировать свою телепатическую энергию, ты бы мог попробовать сам войти в контакт с матрицей Шарры…
— Нет! — воскликнул я. — Нет! Ни за что! — Пусть хоть все подохнут — ни за что больше не стану делать этого! Пусть эта проклятая матрица хоть весь Дарковер превратит в пепел! Что мне теперь остается? Я выхватил у Рейфа из-за пояса пистолет и сбросил предохранитель: — Да я скорее сам себе мозги вышибу!
Реджис точно клещами сжал мое запястье. Некоторое время мы боролись; но у него все-таки было две руки. Неожиданно пистолет выстрелил, и отдача швырнула меня назад. Пуля, к счастью, попала прямо в окно, разбив стекло вдребезги. Реджис вырвал у меня оружие.
— Ты спятил! — сказал он. И перебросил пистолет Рейфу. — Возьми, он ведь твой, не так ли? И спрячь как следует. Что-то он слишком часто тут стал мелькать. Хватит с нас одного сумасшедшего!
Лоутон выругался, отшвыривая ногой осколки стекла.
— Всех вас надо по камерам рассадить! Рейф, позови кого-нибудь, пусть уберут это. И отведи Элтона вниз, к медикам. У него опять мозги набекрень съехали!
Я с трудом поднялся на ноги, но тут же вынужден был ухватиться за спинку кресла.
— Я арестован?
— Да что ты, нет! Просто никуда тебе идти нельзя. Ты же вот-вот в обморок грохнешься! Сам подумай! Ступай-ка лучше к медикам. Мы тебя позовем, когда будет нужно.
Гнев и ярость вдруг улеглись. Я чувствовал себя совершенно опустошенным и каким-то отупевшим. Кадарин встал и подошел ко мне:
— Мир, Лью! — тихо сказал он. — Марджа была и моей дочерью тоже. Сейчас мы не в состоянии ничего предпринять. Ты совершенно выдохся. Может, позже удастся придумать, как мне выйти из контакта с этой дьявольской матрицей, пока Дайан не сжег нас всех к чертовой матери. — Его глаза встретились с моими. Ненависти в них не было ни капли. В себе я ненависти тоже не чувствовал. Вся перегорела. Я пошатнулся и не стал вырываться, когда он поддержал меня.
— Хорошо, — сказал я. — Мир.
Потом именно Кадарин отвел меня вниз, в больничное крыло. В палате я сел на койку, не ощущая никаких эмоций. Полнейшее отупение овладело мною. Все телепатические барьеры исчезли. Я наклонился и стал стягивать сапоги.
— Тебе помочь?
Вместо ответа я спросил его напрямик:
— Ты считаешь, что Дайан выпустит Шарру на свободу?
— Черт меня побери — попробует непременно!
Все это казалось совершенно нереальным. Последние шесть лет я только и думал о том, как наконец убью Кадарина. Я тысячи раз представлял себе это. И вот теперь мы сидим и мирно беседуем. Спокойно и рассудительно. Это было не слишком приятно, но все же почему-то казалось довольно разумным. Видимо, мы прибегли к способу землян — находить общий язык.
— Тебе ничего не нужно?
— Нет, спасибо, — ответил я неохотно.
Потом посмотрел ему прямо в глаза. Я знал, что
он не станет лгать, если речь зайдет о Марджори.
— Боб, это по твоему приказу Марджори сгорела в пламени Шарры — тогда… давно? Может, ты пытался таким способом отомстить мне? Когда понял… — я с трудом проглотил комок в горле, — что это убьет ее?
— Да зачем мне было делать это? Неужели ради мести тебе? — Он был так искренне возмущен, что я уже не сомневался ни в чем; хотя этот вопрос огнем жег меня последние шесть лет.
— Лью, я изучил Шарру, как никто из людей. Она ни для кого не представляла опасности, пока я ее контролировал — ни для Марджори, ни для Тайры. Ты же знаешь, я любил Тайру. И она никак не пострадала от матрицы. — В глазах его была горечь. — На всей планете не найдется и десятка людей, кто сумел бы обеспечить столь полную безопасность своей жене. Но я сделал это для Тайры. А Марджори…
На его мрачном лице было написано сейчас такое отчаяние, что мне стало почти жаль его; сам он тоже практически снял все барьеры, и я, будучи телепатом, ощущал всю силу его горя и вины. Он никогда не сможет от этого освободиться.
— Марджори… Она же была совсем ребенком, так мне казалось. И она никогда ничего мне не говорила! Клянусь, я не знал, что ты ее любишь! Клянусь тебе!
Я повернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, не в силах более слушать это. Но Кадарин продолжал говорить, и в голосе его звучала та же боль.
— Она сама пошла туда — и ты знаешь, чем это кончилось. Любая женщина погибла бы! Прямо из объятий любовника — сразу в такое мощное поле! За это я тебя и возненавидел…
В голосе его вдруг появились нотки глубокого сочувствия.
— Мне ведь и в голову не приходило, что ты мог об этом не знать! Черт, ты же сам был совсем мальчишкой! Малые дети, ты да Марджори… А я никогда и не рассказывал тебе ничего особенного о Шарре, не предупреждал… Ад Зандру, и ты еще говоришь о мести!..
Внезапно он успокоился. Успокоился совершенно. Потом ровным голосом четко выговорил:
— Однажды я послал тебе вызов. Я аннулирую его.
Я поднял на него глаза. Да, он поклялся отнять у меня жизнь. Это торжественно взятое на себя обязательство, по законам Дарковера, не имеет обратной силы, пока мы оба живы. Если бы меня убил кто-то другой, по закону именно Кадарин должен был бы выследить и убить моего убийцу. Но законы Дарковера все больше утрачивали смысл. Мы сами становились свидетелями этого процесса. Я не узнал собственного голоса, когда ответил ему:
— Хорошо. Я принимаю твой отказ от поединка.
Мрачно, без улыбок, мы пожали друг другу руки.
— Скажи мне только вот что, — устало проговорил я. — Как получилось, что я стал отцом ребенка Тайры?
На его измученном лице появилось ироничное выражение.
— А я думал, ты и сам все понял. Ты же телепат, Элтон!
Проклятье! Сколько же можно!
А он продолжал ровно:
— Тайра никогда мне этого так и не простила. А я так любил Марджу, что она буквально бесилась от ревности. И отказалась держать девочку там, где я мог бы все время ее видеть. — Лицо его вдруг снова исказилось. — Я убью Тайру! Я поклялся, что не позволю никому использовать Марджу в гнусных играх. Но я не сумел обеспечить ее безопасность. Тайра так долго притворялась, что ненавидит девочку… О, боги! Великие боги! Я сам уничтожаю все, что люблю! — Я вздрогнул, такое отчаяние прозвучало в этом крике. А Кадарин внезапно повернулся, вскочил и бросился вон, с такой силой захлопнув за собой дверь, что задрожали стены.
Глава XV
Вероятно, я заснул.
А когда открыл глаза, рядом со мной в пустой комнатке стояла на коленях Каллина. Глаза ее были полны слез; она держала меня за руку, но не говорила ни слова. Я хотел обнять ее, прижать к себе, но сказанное Кадарином все еще сдерживало меня, наполняя ужасом. Ради ее жизни я не осмеливался к ней прикоснуться.
Теперь нам будет гораздо труднее, чем раньше. Я чувствовал, не знаю уж как, что у Каллины больше нет сил сопротивляться. В ней более не ощущалось той холодной гордости и уверенности в правоте своих поступков, что была прежде.