Она странно глянула на него.
— Мне лучше знать, от чего.
Гип стиснул руками голову. Джейни продолжала:
— Но этим не ограничилось. Хотя остальное уже так, по мелочи. Как-то я решилась уговорить его поухаживать за девушкой, жениться. Но только без этих штучек, на одном обаянии. Он потерпел неудачу — его обошел приятный такой парнишка, который торговал стиральными машинами, доставлял их на дом клиентам и вполне преуспевал. Так вот, парень заработал болезнь, когда нос — как свекла. Все, он остался без работы.
— И без девушки… — догадался Гип.
Джейни улыбнулась.
— Девушка словно прилипла к нему. Теперь у них маленькая керамическая мастерская. Но к прилавку он не подходит.
Гип, кажется, догадался, откуда взялась мастерская.
— Джейни, ну а мне ты почему помогаешь?
— Потому что ты — это ты.
А потом заговорила быстро и страстно:
— Мы не кучка уродов. Мы homo gestalt, понимаешь. Мы — единое существо. Нас никто не изобретал. Мы порождены. Мы — следующая за человеком ступень. И мы одиноки, подобных нам не существует. Мы живем на необитаемом острове, среди стада коз.
— Это я-то — козел?
— Да-да, конечно, неужели ты сам не видишь? Но мы уроженцы этого острова, и нас некому было учить, некому было рассказывать, как следует себя вести. От коз мы узнаем все то, что делает козу хорошей, но это никак не изменит факта, что мы не козы! Нам нельзя жить по тем же правилам, что и обычным людям — мы совсем не то, что они!
Но, помимо «Гештальта», я еще и девушка по имени Джейни. Я видела, что он сделал с тобой, превратил в замученного кролика, но я узнала тебя. И увидела тебя таким, как семь лет назад: ты стоял со своим детектором, и солнце запуталось в твоих волосах. Ты был тогда широкоплечий, мускулистый и шагал, как рослый лоснящийся жеребец. Яркий, как бентамский петух. Мне было семнадцать, Бэрроуз, и ничего более. Семнадцать, и в душе журчала весна.
В глубоком потрясении он прошептал:
— Джейни… Джейни.
— Убирайся прочь! — огрызнулась она. — Это не то, что ты подумал. Не розовые сопли. Я говорю о том, что бывает в семнадцать, когда ты ощущаешь себя целиком… — она прикрыла лицо. Он ждал. Наконец она опустила руки. Глаза ее была закрыты, и сидела она очень тихо: — Целиком… человеком, — закончила девушка.
И продолжала, уже вполне деловито:
— Вот потому-то я помогла тебе.
Он стал навстречу свежему утру, ясному, новому. И снова вспомнил, с каким ужасом она узнала от него о первом появлении Бони, и глазами Джейни увидел теперь, что вышло бы, окажись он, слепой и немой, в этих безжалостных жерновах.
Он вспомнил тот день, когда, закончив работу, вывалился из лаборатории. Наглый, самоуверенный, тщеславный, он подыскивал себе в рабы тупейшего из рядовых.
— Джейни, — сказал он взволнованно. — Не хочу тебя разочаровывать, но тот ладный парень, которого ты видела на полигоне, с детектором… Ну, в общем, ты немного заблуждалась на его счет. — Он глубоко вздохнул. — Теперь я все это помню очень отчетливо, ведь я проспал все эти семь лет. Сейчас я проснулся и вспомнил то, что видел, засыпая.
Джейни, мне жилось несладко. Все, начиная с отца и кончая офицерами ВВС, где я стал служить, доказывали мне — и довольно успешно — что я никчемный человечишко, серое созданьице, и удел мой — быть зубцом в гребенке, прутом в штакетнике. Если бы я окончательно поверил в это, то погиб бы.
Да, я самостоятельно обнаружил это дегауссирующее поле, но хочу, чтобы ты поняла: тогда я выходил из лаборатории не заносчивым петушком и не самодовольным жеребцом. Я шел навстречу открытию, чтобы даровать его человечеству, но не человечества ради, — он с горечью сглотнул, — а чтобы меня просили сыграть в
офицерском клубе, чтобы похлопывали по спине, чтобы обращали внимание, когда я вхожу. Я хотел только этого. И когда я понял, что передо мной не просто машина, ослабляющая магнитное поле, а антигравитационная установка, способная изменить лицо Земли, я вообразил себе лишь то, что к фортепиано меня будет приглашать сам президент, а похлопывать по плечу — генералы.
Гип опустился на корточки, оба долго молчали. Наконец она проговорила:
— А чего же ты хочешь теперь?
— Другого, — прошептал он и взял ее за руки, — другого. Чего-то совсем иного. — Он вдруг расхохотался. — Ты ведь сама все знаешь, Джейни? Я-то, глупый, даже представления не имею.
На миг она стиснула его пальцы.
— Быть может, ты еще разберешься. Гип, нам лучше уйти отсюда.
— Хорошо. Куда?
— Домой. В мой дом.
— И Томпсона тоже?