Мне показалось, Элсбет в обморок грохнется. Я видела, как оживает в ней память об этих ночах, поднимается и гаснет, точно костер, в котором слишком много дров.
— Наверное, вы правы, — говорит она и смотрит на свои загубленные работой руки.
— Я сон видела, ночей пять назад. Снилось мне, как он с холмов спустился и пришел к вам, одет весь в зеленое, а при нем — ни арфы, ни других вещей. Я его со спины видела, но это точно он.
Дверь внезапно распахнулась, в комнату ворвался холодный ветер. Мы обе вздрогнули. Могу поклясться, я. не забыла ее запереть, когда Элсбет вошла.
— Мэг! — донесся снаружи голос. — Погляди, что я нашел!
И Томас протискивается в дверь, держа на вытянутых руках Птичье гнездо, а в нем — два голубых яйца, странное дело по осени.
Он осторожно положил гнездо и тут увидел Элсбет. Она вцепилась в вязанье и сидит, не шелохнется. Потом говорит:
— Так ты вернулся.
— Да.
— А мне никто не сказал.
На меня не смотрит, словно меня и нет в комнате, словно весь мир существует только потому, что они в нем живут и смотрят друг на друга, совсем как той ночью, семь лет назад.
— Никто и не знал. Я недавно тут.
— Ты… надолго?
— Не знаю пока.
— Вид у тебя хоть куда, — говорит она, — тебе скитания явно на пользу.
Он тепло улыбнулся,
— Если бы ты знала, как далеко…
— И знать не хочу.
— Элсбет, — говорит он ей, — я должен тебе кое-что сказать.
Она ждет, и я тоже.
— Ты была права. — Он усмехнулся смущенно. — Чудеса есть. Я не очень-то верил, а ты точно знала. Там, в Эльфийской Стране, есть колодец, старый родник посреди зеленого леса. Рядом с этим колодцем стоит чаша. Ни одной птицы не слышно в этом лесу, только…
— Прекрати, — сказала она, не поворачивая головы. — Хватит с меня твоего стихоплетства.
— Хорошо, — покорно сказал он, — в другой раз. Но я столько должен рассказать тебе…
— Ас чего ты взял, — говорит она и принимается за вязанье, — что я хочу тебя слушать? Я замужняя женщина, Томас, у меня теперь нет времени для всякой чепухи.
Он быстро взглянул на нее и побледнел, как смерть. Неспособный кривить душой, он словно забыл, что остальные к этому еще не готовы.
— Когда? Зачем?
— Давным-давно. Женщине положено выходить замуж, Томас. Я нравилась Джеку, а его сиротам нужен был уход.
— Понимаю, — пробормотал он, хотя ничего не понял. Чувства, должно быть, подсказывали ему, что дело нечисто, но он утратил способность оценивать слова и поступки. — Только все равно позволь рассказать тебе, где я провел эти семь лет; это мой долг перед тобой, если хочешь.
— Я и так знаю, где ты был, раз лицо у тебя осталось таким же свежим, а руки нежные, значит, ни дня за семь лет не проработали.
— Элсбет, выслушай же меня! Я был там — очарованный…
Почему-то ему очень хотелось рассказать ей об эльфах, не то что нам с Гэвином.
— Ну, пожалуйста, выслушай. Я так долго ждал — я думал, что во всем свете только ты и поверишь мне. Я думал, ты поймешь.
— Я давно поняла, — отвечает она, — что ты сгинул куда-то на семь лет и словечка нам не сказал, а теперь думаешь уладить все парой красивых фраз. Тебе не приходило в голову, что мы могли и устать от твоей лжи?
Он хрипло рассмеялся-
— Лжи? Я больше не могу лгать. Это тоже эльфийский дар.
— Мне или тебе? То-то славный подарочек! Уж лучше бы ты вернулся с парой семимильных сапог или с сундуком золота. Но ты, видно, решил, что мы — люди простые, с нас и этого хватит. Не стесняйся, Томас, я готова выслушать историю и похлестче, раз уж тебе пришла охота выговориться.
— Про что же хочешь ты услышать? Как пошел погулять на Эйлдонские Холмы, а там красавица на белом коне с серебряными колокольчиками пообещала мне все богатства земные, стоит мне только отправиться с ней, бросив все, что мне дорого? И как я ушел, бросив арфу, оставив девушку, которую называл любимой, подчиняясь безумной прихоти, на которую только поэт и способен? Если ты семь лет помнила меня таким, что же удивительного в твоих нынешних речах.
Теперь и у Элсбет лицо было, как мел, только на скулах горели два красных пятна.
— Так вот в чем дело, — сказал он, поглядев на нее, — конечно же. Ты считала меня мертвым. А я — вот он, жив-здоров, чем и разочаровал тебя, верно?
Она замерла, словно обратилась в камень и вот-вот рассыплется от любого движения, а не то — испепелит его гневом.
— Мне бы хотелось, — говорит, — один-единственный раз услышать правду из твоих уст.
Он поклонился ей низко и учтиво.