Первые издания — спелые дары щедрого древа!
Дубликаты — урожай стареющей, но еще мощной кроны.
Неразборчивые титулы на переплетах — печальные плоды истощенной, умирающей ветви…
Саймон Грэхем вдруг понял, что знает абсолютно все об «Энкайридионе». Об обществе безвестных, безымянных садовников, холящих и лелеющих вечнозеленое, бессмертное древо Мировой Литературы — со всеми его разноязычными, бурно цветущими, плодоносными ветвями и древними, могучими корнями в тайных глубинах веков. Он твердо знал (хотя и не смог бы объяснить, почему), что смерть Пруитта Эвергрина положила конец первой династии хранителей американской изящной словесности.
Но тогда… о Боже! Значит, их всех просто не существует — хватких публицистов, самолюбивых литераторов, придирчивых редакторов, издателей, озабоченных коммерческим успехом, — все это иллюзия. Искусная иллюзия, которую заботливо культивируют садовники, ибо если секрет выйдет наружу, то дрогнет и даст глубокую трещину сам фундамент всей цивилизации.
Услышав резкий стук за спиной, Грэхем вскрикнул, в панике обернулся и увидел на полу журнал, явно упавший с одной из полок, — но с какой? Длинный, гладкий ряд корешков по-прежнему нигде не был нарушен. Он поднял его дрожащей рукой: яркая цветная обложка, крупный шрифт — с виду все в порядке; открыл наудачу — строчки ударили в мозг, и вопль застрял в горле. Грэхем прочел:
«…Как ни странно, до сего дня он так ни разу и не видел поместья старого Пруитта Эвергрина — ни разу за все годы, пока ведал юридическими делами пожилого седовласого джентльмена. Эта мысль вдруг поразила Саймона Грэхема, когда он уверенно вел свой «линкольн континенталь» по частной дороге…»
Он хотел было отшвырнуть журнал как нечто невыразимо гадкое и чужое, но какое-то дикое возбуждение, ломающее волю, охватило его — и Грэхем читал, читал, как проклятый…
«Поднявшись на крыльцо, он вставил в замочную скважину массивный бронзовый ключ, которым до прошлого четверга владела миссис Доннелли…
Густой сумрак — вот все, что поначалу увидел Грэхем, но спустя минуту понял…
Скрипнув, дверь отворилась, и Грэхем в замешательстве застыл на пороге…
Услышав резкий стук за спиной, Грэхем вскрикнул, в панике обернулся и увидел на полу журнал…»
Нет, нет! Не может быть! — стучало в мозгу, и он с усилием оторвал глаза от страницы. Боже, но ведь это невозможно! Как, каким образом попало в журнал то, что произошло с ним в этот день, все, что он видел, слышал, думал?
Словно он существует только в рамках этого повествования.
Словно реальность и есть литература, а литература — сама реальность…
Но это же нелепо! Я живой человек, из плоти и крови, я ем, пью, дышу, разговариваю, мыслю, следовательно, существую. Я реален! Реален? Реален?!
Конец… Что же там в конце — если это не полное безумие? Грэхему придет конец с концом рассказа — он попросту прекратит свое существование!
В ужасе он нашел последнюю строку:
«Грэхем, издав пронзительный вопль, выронил журнал…»
Грэхем, издав пронзительный вопль, выронил журнал.
Владимир Бинги,
кандидат физико-математических наук
БАЗА ДАННЫХ
Идея рассказа Б. Лронцини и Д. Уолмвна может показаться читателям совсем уж фантастической.
Однако не возникло ли у вас ощущения, что при всей необычности она напоминает вам нечто знакомое?..
Ну, конечно, — философскую концепцию Платона, полагавшего, что все идеи существуют в мире изначально, а человек лишь ловит их смутные тени. Сегодня об этой концепции вспомнили физики. Оказывается, она вполне укладывается в рамки теории торсионных попей, о которой рассказал нашим читателям директор Международного института теоретической и прикладной физики (МИТПФ) ААкимов. Возможно ли, чтобы Платон остался «другом» без всяких «но»? Предлагаем вашему вниманию статью заведующего лабораторией квантовой биофизики МИТПФ.
Как известно, физическая наука, изучающая закономерности природы, имеет дало всего с четырьмя фундаментальными взаимодействиями. Для каждого из них существуют собственные теории. Предпочтение принято отдавать концепциям, которые способны, исходя из одних и тех же физических принципов, объяснять наибольшее число разнородных явлений. Так возникла единая теория электромагнитного и слабого взаимодействий. По утверждению признанных авторитетов, построение единой теории поля— «сверхобъединения всех четырех взаимодействий» — дело недалекого будущего.