— В любом суде первой инстанции. Но друг мой, собредам ведь тоже хочется что-то делать, они изнывают от безделья и готовы заняться чем угодно, лишь бы говорить, взывать страстно, ярко, убедительно…
— Но если в их руках власть…
— А кто сказал, что власть в их руках? Во всяком случае, не я.
— Простите, я собственными ушами слышал…
— Вы слышали, что я сказал: они — Власть. Безусловно. Они вывеска, на которой написано это слово. Большими и красивыми буквами. Но может ли кто-нибудь сказать, что вывеске принадлежит то, что на ней изображено? Ни в коем случае. Это она сама кому-то принадлежит.
— Кто же этот собственник?
Прекослов снова опасливо огляделся.
— Это не та тема, которую можно обсуждать вот так — под открытым небом и поблизости от вооруженных солдат. Как-нибудь в другой раз…
— Будь по-вашему. Тогда скажите, в чем суть этого Великого Бреда? Что-то, похожее на социалистические или коммунистические идеи?
— Практически ничего общего. У нас два лозунга: демократия и право. Демократия означает, что каждый человек может принимать, принимает и должен принимать участие в управлении. Но у нас недолюбливают расплывчатые формулировки И говорится конкретно: каждый исе был, есть или будет членом Сброда. И это всех устраивает.
— Ваши граждане настолько честолюбивы?
— При чем тут честолюбие? Главное в том, что любой член Сброда имеет богатейшие возможности наживаться всеми способами, какие он догадается использовать. Основной смысл пребывания в Сброде — сколачивание личного богатства. Все это знают. И каждый думает: ладно, сегодня воруют они, но рано или поздно и я попаду в Сброд. Благодаря этой идее достигается относительное спокойствие, и сегодняшние собреды имеют полную возможность красть все, что плохо лежит. Потому что серьезные воры все-таки не они, а те, кто хватает даже то, что лежит хорошо.
— Вы имеете в виду…
Но прекослов, кажется, решил, что сказано вполне достаточно.
— Нет, это вы имеете в виду, а не я, я тут ни при чем. А если вы столь любопытны, обратитесь к начальнику группы Охраны Мнения. Только, если говорить откровенно, я вам не советую…
— Охрана мнения, — в некоторой задумчивости проговорил Федоров. — Это что же, служба безопасности?
— Так говорить просто неприлично! — почему-то страшно обиделся прекослов. — Вам сказано: группа но охране мнения. А мнение выражает Великий Сброд, разумеется. Подчеркиваю: «выражает», а не «имеет».
— Значит, не служба безопасности?
— Нет у нас такого органа. — Прекослов помолчал. — Есть Служба Надежности. Но она не в Сброде, она сама по себе, как и Департамент Обороны. Некоторое время назад Сброд хотел их включить в свою систему. Но они не согласились: сказали, что специфика не позволяет.
— Неужели не смогли заставить? — деланно удивился Федоров.
— Заставить Службу Надежности?! — Федоров неожиданно широко улыбнулся.
— Вы чему радуетесь, советник? — удивился Изнов.
— Я всегда испытываю удовольствие, когда возникает надежда.
— Не понимаю.
— Вам простительно. А твое мнение, Меркурий? А, коллега?
Меркурий усмехнулся:
— Я бы сказал, что все понемногу становится на свои места.
— Да объясните же…
— Потом как-нибудь. — остановил посла советник. — По-моему, вон те пришли наконец по наши души.
— Подсудимые? — громко спросил один из появившихся.
— Так точно! — не замедлил подтвердить офицер и так вытянулся, что пелеринка его взметнулась в воздух, напомнив маленький парашют.
— Ведите их на места дискутируемых. Только вы… это… наручники снимите. Забыли — в зал Сброда в наручниках не вводить!
— Виноват! — пробормотал офицер. — Вы, там! Наручники снять!
— Благодать! — проговорил Федоров, поочередно растирая запястья.
Советник и вправду выглядел в эти мгновения по меньшей мере странно. Он напрягся, словно собираясь в следующий миг совершить какое-то небывалое усилие, даже сжал кулаки и устремил немигающий взгляд в одну точку. Точка эта, однако, судя по движению зрачков Федорова, смещалась в пространстве. Меркурий стал медленно поворачивать голову, пытаясь установить, чем же вызван столь пристальный интерес. А установив, в свою очередь застыл и даже не ответил на очередной вопрос Чрезвычайного и Полномочного посла.
Объект внимания обоих чужестранцев ничего особенного собой не представлял. То был все тот же Гост, их тюремщик, и выглядел он точно так же, как и час назад, только нес с собой плоский чемоданчик для документов. И тем не менее…