Самое странное, что Булыжники никак не мешали мне — не оттащили от стола, не превратили лицо в кровавое месиво. Они вообще не двигались с места. Должно быть, Папа знаком приказал им не мешать моим излияниям. Я сделал шаг вперед, и уголки губ Папы чуть приподнялись. Трогательная гримаса-улыбка на морщинистом, иссохшем лице старца-патриарха. Я застыл на месте, словно натолкнулся на невидимую стену.
Барака… Особая аура, которая окружает усыпальницы, мечети святых и праведников. Я не смогу тронуть даже волоска на его голове, и Папа прекрасно понимал это.
Он неторопливо вытащил из ящика стола какое-то устройство из серого пластика, свободно уместившееся на ладони.
— Ты знаешь, что это такое, сын мой?
— Нет.
— Это часть тебя. — Он нажал на кнопку, и ужас, превративший меня в дикого зверя, заставивший разорвать в клочья Хасана и Оккинга, вновь, словно раскаленная лава, затопил мозг…
Я очнулся, лежа на ковре у ног Папы, свернувшись в клубок.
— Прошло всего пятнадцать секунд, — кротко отметил он.
Сжав зубы, я окинул его взглядом.
— Так ты будешь заставлять меня слушаться? Папа опять продемонстрировал свою улыбку-гримасу.
— Нет, сын мой. — Он бросил мне пластиковую коробочку, и я поймал ее на лету. — Возьми. Я хочу добиться любви и доверия, а не страха.
БАРАКА Я сунул коробочку в карман. Папа кивнул.
— Да будет так, — снова сказал он. Вот и все. Я превратился в легавого.
Говорящие Булыжники молча надвинулись на меня. Чтобы не задохнуться в их каменных объятиях, пришлось отступить. Так, шаг за шагом, они вытеснили меня из кабинета в приемную, из приемной в коридор, пока, наконец, я не оказался за дверью дома. Мне даже не дали ничего сказать.
В итоге я, во-первых, стал намного богаче, а во-вторых, превращаюсь в жалкую подделку охранника правопорядка под началом бравого Хаджара. Перед этим бледнели самые жуткие наркотические кошмары, когда-либо рожденные моим рассудком.
Каково главное свойство слухов? Правильно: быстрота их распространения.
Наверное, новости дошли до каждого жителя квартала еще когда я в счастливом неведении лежал на больничной койке, наслаждаясь общением со своим лучшим другом — соннеином. В «Серебряной ладони» Хейди отказалась меня обслуживать. В «Кафе Солас» Жак, Махмуд и Сайед упорно разглядывали пыльный воздух сантиметрах в десяти над моей головой и спорили о том, сколько чеснока нужно класть в приправу. Я заметил, что к Полу-Хаджу по наследству от покойного Хасана перешел его американский мальчишка. Надеюсь, они будут счастливы вместе…
В конце концов, я отправился к Френчи. Далия положила передо мной салфетку. Она чувствовала себя очень неуютно.
— Как дела, Марид?
— В порядке. А ты все еще разговариваешь со мной?
— Ну конечно, Марид, мы ведь старые друзья. — Однако она кинула напряженный взгляд в сторону кассы.
Я тоже повернул голову. Френчи медленно поднялся со своего стула и вразвалку подошел к нам.
— Я не хочу тебя здесь видеть, Одран, — сказал он мрачно.
— Послушай, Френчи, когда я поймал Хана, ты сказал, что будешь обслуживать меня бесплатно до конца жизни.
— Это было до того, как ты разодрал на куски Хасана и Оккинга. И тот, и другой — дерьмо собачье, но то, что ты сделал… — Он отвернулся и сплюнул.
— Но ведь Хасан убил…
Френчи оборвал меня. Повернувшись к Далии, он свирепо прорычал:
— Еще раз обслужишь этого ублюдка — вылетишь отсюда. Ясно?
— Ага. — Она переводила испуганный взгляд с меня на Френчи.
Он посмотрел на меня:
— Теперь вали отсюда.
— Можно мне поговорить с Ясмин?
— Говори и выметайся. — С этими словами он повернулся ко мне спиной и быстро зашагал прочь, словно спешил убраться подальше от какой-то дурно пахнущей мерзости.
Ясмин сидела в кабинке рядом с каким-то парнем. Я проигнорировал клиента и подошел к ней.
— Ясмин, — начал я, — мне надо…
— Лучше уходи отсюда, Марид, — заявила она ледяным тоном. — Я знаю о том, что ты сделал. И насчет твоей паршивой новой работы. Ты продался Папе. Поступи так другой, я бы ни капельки не удивилась, но ты, Марид… Сначала я не, могла поверить. Но ведь это правда? Все, что про тебя рассказывают?