— Желаю вам того же, Эндрю.
— Да он просто задница!
НЕ РУГАЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!
ЖЕЛАЕТЕ УЗНАТЬ СОСТОЯНИЕ ДРУГИХ СЧЕТОВ:
СЧЕТ БРЮСА
СЧЕТ ЭМИЛИ
СЧЕТ ЭНДРЮ
СЧЕТ ЭНН
— Энн — ваша подруга?
— Как раз сегодня она окончательно решила расстаться со мной.
— Какой ужас! И это в ваш день рождения? Я вам так сочувствую, Эндрю…
— Оказывается, здесь целых две задницы!
НЕ РУГАЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!
ЭМИЛИ И ЭНДРЮ, ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ ОПЛАТИТЬ ВАМ
ПОСЕЩЕНИЕ КИНОТЕАТРА И ПРАЗДНИЧНЫЙ УЖИН
— Сто долларов! Эндрю, взгляните!
— Думаю, вам стоит взять деньги, Эмили.
— Может, перейдем на «ты»?
— Нам бы лучше поспешить. Извините меня, Брюс, старина, время не подскажете?
— 6:42. Задница.
— Если побежим, Эмили, успеем на 6:45. Кстати, как насчет бутылочки вина за ужином?
— Мне нравится «Текс-Мекс».
ВОЗЬМИТЕ ВАШУ КАРТОЧКУ, ПОЖАЛУЙСТА
НЕ ЗАБУДЬТЕ ЗАКАЗАТЬ ХОРОШУЮ ЗАКУСКУ
— Задница номер три! Они уходят! Я не могу поверить в это дерьмо.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СИСТЕМУ «МГНОВЕННЫЕ ДЕНЬГИ»!
1342 ТОЧКИ ПО ВСЕМУ ГОРОДУ
НЕ ПИНАЙТЕ МАШИНУ, ПОЖАЛУЙСТА!
— Иди к черту!
ВСТАВЬТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ВАШУ СИСТЕМНУЮ КАРТОЧКУ
— Черта с два!
НЕ УПРЯМЬТЕСЬ, БРЮС, УЖЕ РАСПАЛСЯ ВАШ СОЮЗ
СПАСИБО
ОНА ВЕДЬ НЕ БЫЛА ПРОГЛОЧЕНА, НЕ ТАК ЛИ?
— Ты знаешь, что не была, дрянь!
НЕ РУГАЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!
ЧТО ПРЕДПОЧИТАЕТЕ:
СОЧУВСТВИЕ
МЕСТЬ
ПОГОДА
ЭНН
— Прошу прощения…
— Девушка, перестаньте барабанить по двери. Я вижу, что идет дождь! Я не собираюсь впускать вас. Здесь банкомат, а не приют для бездомных. У вас должна быть карточка или что-нибудь в этом роде. Что-что?
— Повторяю: заткнись и жми на «Энн»!
СЕГОДНЯ: ВЗГЛЯД ИЗ ПРОШЛОГО
В 1863 г. известный французский книгоиздатель Пьер-Жюль Хетцель написал некоему автору, приславшему ему свою рукопись: «Вы взвалили на себя задачу невыполнимую — и не смогли справиться с нею…
Я очень-очень сожалею, что вынужден это Вам сказать, но опубликовать подобную работу — значило бы нанести непоправимый ущерб Вашему имени… Вы еще не созрели для такой книги и напишете ее снова лет через двадцать… Сегодня никто не поверит Вашим пророчествам; нам они неинтересны…»
«Неким» писателем был не кто иной, как Жюль Верн.
К тому времени уже достаточно известный 35-летний литератор, автор наделавших немало шума «Пяти недель на воздушном шаре», напечатанных, кстати, тем же издателем единственным во всем Париже «почуявшим» достоинство этой необычной работы.
И вот когда имя Жюля Верна у всех на устах, не столь уж, казалось бы, осторожный книжный делец отвергает его роман «Париж в XX веке», полагая, что чересчур смелая фантазия «не найдет своего читателя»!
Прошел 131 год. И название этого забытого научно-фантастического романа возглавило список французских бестселлеров 1994 года. На Международной книжной ярмарке во Франкфурте за право на его публикацию в английском переводе разгорелись аукционные бои.
Надо сказать, что этот труд Жюля Верна действительно чуть ли не на полтора столетия выпал из всеобщего поля зрения. Автор, оскорбленный столь жестокой оценкой, запрятал рукопись в сундук и никогда более публично о ней не вспоминал. И только в 1989 г., когда правнук великого фантаста Жан решил продать его дом в Тулоне и устроил в нем «генеральную уборку», манускрипт явился миру.
С уверенностью можно сказать, что, отвергая роман, издатель Хетцель, несмотря на свой явный издательский талант, ошибся. Конечно, выспренный стиль и преувеличенные черты характеров, присущие героям Жюля Верна, были бы замечены в стране Флобера, Стендаля и Мериме уже тогда.
Но и в 1863 г. роман был несомненно хорош, в со временем стал еще лучше. Так что сегодняшний его французский издатель Хашетт явно не прогадал: такие находки нечасто встречаются.
Но вернемся к самой книге.
В ней предсказания Жюля Верна на предстоявший век не ограничиваются одним лишь развитием техники. Хотя автор и предвидел появление автомашины, сложной сети городских подземных железных дорог, гигантских грузовых судов, бороздящих океан, связи при помощи факса, и — о чудо! — Эйфелевой башни, до сооружения которой оставалось еще несколько десятилетий.
Но на самом-то деле в книге речь идет о страданиях молодого человека, живущего в «неправильном» обществе. Жюль-верновский Париж век спустя — это мир грабительского частного предпринимательства, где уже нет места искусству, где все грамотны, но книг не читают. Роман открывается церемонией раздачи премий Всеобщей ассоциации образовательного кредита. Это приносящий своим владельцам немалые прибыли — университет со 157.342 студентами (и почему это все фантасты, начиная, по крайней мере, с Франсуа Рабле, так любят сверхточную цифирь?) Ассоциация, как и полагается при таком положении вещей, состоит из владельцев акций, совета директоров и обладает значительным капиталом. Студентов там учат главным образом точным наукам, гуманитарные же, «бесполезные», — в загоне.