Из традиционных литературных журналов фантастику печатают «Звезда» и «Нева». Последний журнал, кстати, отметил свое пятидесятилетие выпуском специализированного фантастического номера (№ 4»95).
Из малотиражных изданий упомяну также посвящённый фантастика критико-литературоведческий журнал «Двести» — в первой половине этого года при помощи московской книготорговой фирмы «Стожары» два его номера были выпущены тиражом в полтысячи экземпляров. Очередные и прошлые номера этого журнала всегда можно приобрести в специализирующемся на фантастике магазине этой фирмы.
В следующем выпуске «Интеркома» мы попытаемся определить, закрепились ли эти тенденции, или они были рождены воображением автора, любую подвижку воспринимающего как надежду.
СОБЫТИЕ
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ: ПОИСК
---------------------------------------------------
С. Витицкий.
Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики.
Журн. «Звезда»; 1994, № 10; 1995, № 3.
М.: Текст, 1995. —334 с.; 40000 экз. (п.)
---------------------------------------------------
Произведение С. Витицкого имеет подзаголовок «Фантастический роман». Автор, хотя многие десятки его страниц сделали бы честь любому мастеру-реалисту, не побоялся слова «фантастический» — в отличие от некоторых своих коллег, в последние годы с изрядной толикой снобизма буквально чурающихся этого термина.
С. Витицкий написал фантастический роман, читать который так же больно, как жить. И также, как, несмотря на всю боль, не хочется, чтобы жизнь кончалась, не хочется, чтобы кончался текст.
Как же пытаться однозначно интерпретировать тугое, кровоточащее жизнью — животочащее кровью — вервие судеб, протянутых в романе от блокадных питерских лет до начала XXI века?
Можно понимать его как роман о судьбе поколения, в котором каждый выживший человек сам по себе есть чудо, совершенное не известно кем — историей? эволюцией? роком? — не известно зачем. Поколения, с колыбели ошпаренного войной, полупридушенного пионерскими галстуками «сталинщины», взбудораженного «оттепелью», прохихикавшего «застой» и лишенного масок перестройкой. Поколения, как формулирует сам Витицкий, рыцарей святого дела, которые дела этого лишились. И потому теперь не способных услышать никого, кроме себя, — ни на кухне, ни в Думе. Но хуже всех оказались те, кто не лишился дела. Ведь дело никуда не пропало, просто взамен угасшего нимба над ним опустилась экранирующая шторка с надписью: «Мерзость. Не открывать». И те, кто к мерзости был предрасположен, откинули шторку обратно, каменея волевыми лицами: мерзость? ладно! зато — дело!
Можно понимать его как роман о виновности. Ведь человек неизбежно становится виноват перед всеми, с кем сталкивает его судьба. Чистой совестью могут похвастаться лишь те, у кого совести нет; тот, у кого совесть есть, всегда ищет на ней пятна. И раз не удается, как ни старайся, беречь других, не идти по их головам и трупам, человек начинает шагать по трупам весело, удало, в своем праве, пока, словно ударная волна термоядерного взрыва вокруг земного шара, не обежит волна накликанных им бедствий положенный судьбою круг и не ударит, казалось бы, ни с того ни с сего в спину. Насмерть.
А можно попробовать поверить автору и попытаться читать о поиске предназначения. Но тогда сразу упрешься в роковой вопрос: кто предназначает?