Давыденко не стал смущаться. Смущаться лейтенант не любил. Решив, что машина, может быть, слегка глуховата, он добавил голосу грома:
— Слушай мою команду!.
Глухонемой экскаватор стоял без движения.
Сенюшкин, бортинженер, тихонько, как бы разговаривая с лопатой, сказал:
— Белая кнопка на пульте. Питание.
— Ага, — вдруг прокричал Давыденко, хлопнув раструбом причиндатора о бедную стереотрубу, — а питание? Идиоты! А питание кто подключать будет? Белая кнопка на пульте. Совсем отупели, бездельники.
Он кулаком пригрозил ракете.
Через пару минут машина уже тарахтела, раскладывая по полю ровные кучи земли.
Время шло незаметно. Азарт поисков несколько поутих, но приказ есть приказ — без экспоната на орбиту не возвращаться. И хотя начальство находилось там, на орбите, распивая чаи на флагманском корабле, и генеральский голос был не самим голосом, а всего лишь радиослепком, усиленным для пущего трепету, но лейтенант в службе был тверд и спуску подчиненным не давал.
То и дело кто-нибудь из землян кричал, показывая на кочующий по поляне холмик.
Послушный «Урал» переползал в указанном направлении, и скоро новая яма добавляла пейзажу дополнительную глубину и симметрию.
Все бы хорошо, только вот холмик норовил играть в свои прятки все ближе и ближе к ракете. И экскаватор в роли водящего соответственно тоже.
Не известно, кто заметил первый, да и неважно, но солнце вдруг словно проснулось, и тень от корабля, до того дремавшая в неподвижности, поползла, поползла, словно кто ей хвост прижигал.
Собственно говоря, заметили движение не солнца, а тени, потому что смотрели не вверх, а вниз, в терзаемую машиной землю. А когда посмотрели вверх, ахнули. Корабль превратился в легендарную башню из Пизы. Он стоял, страшно кренясь, и крен на глазах увеличивался. Ракета заваливалась на сторону.
— Ай, — закричал лейтенант как-то по-детски обиженно и с досадой, но тут же себя осадил, и его бессильное «ай» превратилось в громкое командное «Эй!».
— Эй, там, на борту! Спите вы, что ли? Ракета падает! «Ногу» давай, «ногу»!
Наверху, видно, не поняли, потому что из люка вместо опоры показалась обутая в сапог нога.
— Да не ногу, а «ногу»! Не ту ногу, дурак! Кто там, на двигателе? Цедриков, твою так! Табань вторым боковым. Ракета заваливается! И «ногу», дополнительную опору по четвертому сектору!
Из борта полезла «нога». Это была гладкая полированная телескопическая конструкция с ребристой платформой вместо стопы. Одновременно затянул свою волчью песню боковой двигатель, и струя газа, выбивая из почвы пыль, сдобрила воздух поляны новыми ароматами.
Ракета перестала заваливаться и быстро пошла обратно.
— Не спят, черти. Работают, — похвалил лейтенант. Потом повторил громче, чтобы услышали на борту:
— Работают, черти. Тянут.
Он хотел похвалить еще, но, видно, и того, что сказал, хватило — перехвалил. Двигатель продолжал реветь, а ракета, быстренько миновав вертикаль, уже заваливалась на другую сторону.
Как ни орал Давыденко, как ни размахивал кулаками, как ни крутил палец у набухшего от крика виска — все зря. Будто огромный бидон, полный звонких и хрупких стекляшек, ракета упала на кустарник и низкие деревца, росшие по краю поляны. Тень ее, верный слуга, бросилась к ракете на помощь, но сдержать удар не смогла…
Команда понуро стояла за спиной своего командира.
Лишь экскаватор послушно кряхтел на поле, как будто ничего не случилось, как будто не он, а дядя довел дело до беды.
Первым пришел в себя лейтенант. Ему по званию полагалось прийти в себя первым. Вот он и пришел.
— Не унывай, хлопцы, — сказал Давыденко бодро. — За мной.
Лейтенант впереди, за ним остальные двинулись к поверженному кораблю.
Корабль молчал. Мертвая телескопическая «нога», как вражеское копье, торчала из его большого бездыханного тела.
Тогда Давыденко стал осторожно выстукивать рупором по корпусу сигналы азбуки Морзе. Стучать громко, тем более помогать стуку голосом, он не хотел.
Внутри корабля что-то охнуло. Или кто-то. Потом они услышали скрежет и поняли, что изнутри открывают люк.
Из отверстия показалось круглое лицо Цедрикова, оператора.
— Связи с флагманом нет. Связисту Бражнину отшибло слух. Начисто. А без связиста аппарат — что электроутюг без тока.
— Утюг, — согласился Давыденко.
— Мое дело маленькое, — продолжал оператор, — ответственным за операцию назначили тебя, вот ты и думай, как нам отсюда выбираться.
— Утюг… без тока. — Давыденко все никак не мог переварить образ, нарисованный оператором.