Лицо Пахаря, заросшее дикой шерстью, его сильные, грубые руки, низко склоненные плечи — все в нем выражало полное безразличие к суете и словам пришельцев. Он смотрел на них и сквозь них. Так смотрят на свет сквозь пыльную чердачную паутину.
Ни интереса, ни страха, ни удивления — ничто не отражалось в его застывшей фигуре. Он просто стоял и ждал. И земля ждала вместе с ним.
Пришельцы, сбившись тем временем в кучу, о чем-то тихо шептались. Шепот то поднимался волнами, и тогда над поляной воронами вспархивали слова: «в рыло», «с копыт долой», «пусть подавится», — то утихал до ровного мушиного гуда. Наконец главный крикнул:
— Ну ладно, вижу, с тобой много не поговоришь. Давай-ка бросай эту свою со-ху. Полезай вон туда. Дырку в борту видишь? Люк? Туда и полезай.
Пахарь стоял неподвижно. Только рыжие лохмы подрагивали на ветру, и солнце перебирало по волоску густую его копну, добавляя к рыжему золотое.
— Ты чего, дылда, совсем уже в дерево превратился? В плен мы тебя берем. Плен, понимаешь? Такое правило, ну? С каждой планеты, даже такой задрипанной, мы берем по штуке местного населения. У нас там, — краснорожий показал на ракету, — таких охломонов, как ты, уже четыре клетки. Скучно не будет.
Пахарь его не слышал. Он слушал землю. Он ей отвечал. Она и он говорили. Так, неслышным для чужих языком, они могли говорить долго — сутки, недели, столько, сколько могло продлиться вынужденное ожидание. Земля была терпелива, она задерживала дыхание. Пахарь сдерживал внутренний ток тепла. Если бы сейчас к нему прикоснулся чужой, то почувствовал бы холодную, как у рыбы, почти ледяную кожу.
Но чужой стоял далеко. Что-то ему было от Пахаря нужно.
— Слушай, дед. По-хорошему тебе говорю. Полезай в люк. Не то будем говорить по-другому. Это видал?
Говоривший свободной рукой приподнял короткую, но увесистую трубу. От рукоятки она плавно раздувалась, потом, сходясь, выпрямлялась, а на конце чернел, не мигая, круглый опасный глаз.
— А это?
Чужак вытащил откуда-то из-за спины длинную-предлинную штангу. Он споро и ловко переломил ее на добрый десяток колен — и получилось колченогое металлическое существо, очень похожее на паука. Существо стояло неподвижно. Тогда краснорожий пнул паука ногой и кивнул в сторону Пахаря. В ответ на пинок паук заходил, запрыгал на пружинящих лапах, потом на секунду замер и как-то медленно, осторожно стал подбираться к Пахарю. Но подойти близко хозяин ему не дал. Чужак снова превратил паука в штангу.
— Ну чего, понял? Мы шутить не любим. Мы разведчики. Экспедиционный десант. Планета Земля — небось, и не слыхал о такой, деревня?
Ответа не было.
Вместо ответа что-то скрипнуло над поляной, как бы вздохнуло.
В ракете обнаружился небольшой овальный лючок, оттуда вместе с клочьями желтоватого дыма выдвинулся конический раструб рупора.
Группа стоявших на поляне землян уже на скрип напрягла скулы и развернула плечи. Когда же раскрылся зев рупора, краснорожий подпрыгнул строго по вертикали, расслабился на мгновение в воздухе, потом выпрямился и жестко опустился на ноги.
Он стоял тоньше лезвия сабли и такой же отточенный. Амуниция ему не мешала. Кроме того, в полете он повернулся, как стрелка компаса, на половину круга и стоял теперь к лесу передом, к полю задом.
Рупор заговорил. Голос его был с песком, словно заезженная пластинка, и звучал очень уж глухо, будто говорили не ртом.
— Старший лейтенан? Давыденко…
— И-a, тащ грал.
— Плохо, лейтенант. Не вижу темпов. Форсируйте программу контакта. Немедленно. От третьего пункта — теста на агрессивность — срочно переходите к четвертому: мирная пропаганда. Выполняйте.
— Есть, мирная пропаганда.
Рупор убрался. Овальная рана в борту быстро зарубцевалась.
Старший лейтенант Давыденко прочистил рот крепким горловым «га» и приступил к четвертому пункту программы.
— Слышь, дед. Соглашайся, а? На Земле у нас, знаешь, как хорошо? Малина. Жить будешь в отдельной клетке. Клетка теплая, остекленная. Отличная клетка. Это не какая-нибудь тебе хибарка из соломы или вонючая яма в земле. Жратвы будет — во! Делать ничего не надо. Ни пахать, ни сеять. У нас — автоматика. Ты — экспонат, понимаешь? Люди придут, на тебя посмотрят. Во, скажут, ну и дед! Где такие деды водятся? А на клетке табличка. Ага, скажут, планета такая-то, звезда, созвездие, все путем. Ну как?
Картины рая, которые он только что рисовал, должно быть, подействовали на самого лейтенанта. Наверное, ему стало жаль себя, не имеющего угла, мотающегося по пространству, как безымянный неприкаянный астероид.