В трудах по новейшей социальной истории о том периоде говорилось мало, но в конце концов четверка пришла к единому мнению: преследования происходили в Эру Пересовершенствования — около шестисот лет тому назад.
— Неужто этот дом такой древний? — спросила Суламифь.
— Вполне возможно. Вот что я думаю: те Капитаны как древние патриархи со своими женами, чадами с домочадцами, со своими стадами и прочим отправились куда глаза глядят, чтобы избежать наказания, и столкнулись с той самой штукой, на которую напоролись и мы. И очутились здесь. Как и мы с вами.
Микихо произнесла тонким голоском:
— И, может, пройдет еще шестьсот лет, прежде чем сюда опять кого-нибудь забросит. То есть нам отсюда не выбраться.
Безмолвные и растерянные, они шли по бесчисленным коридорам и комнатам. Попадались помещения сравнительно чистые, встречались и забитые всяким хламом, иные использовались под амбары, конюшни или хлев, а в одном устроили кузницу.
— Итак, — заговорил наконец Роберт, — надо приспосабливаться. Иного выхода нет.
Ориентируясь на громкий визг и смех, они вскоре добрались до мыльни, осклизлой, жаркой, наполненной паром и шумом, и снова очутились в кольце Блзкни.
— Мытьпора, мытьпора! — вопили хозяева, показывая чужакам, куда положить одежду, с любопытством касаясь разных предметов, помогая намылиться, объясняя, что вот этот пруд питают горячие ключи, а вот этот — холодный, снабжая полотенцами и заботливо ухаживая за Суламифью.
— Дом вашего мира, ваш-то, ей-ей, — завел с Эзрой разговор какой-то дожидавшийся намыливания Блэкни, — он больше этого? Нет?
— Не больше, — согласился Эзра.
— Ваши — Блэкни? Нет. Молчок. Семья? Меньше, ей-ей?
— О, намного меньше.
Блэкни довольно кивнул. Потом предложил потереть Эзре спину, если Эзра потрет спинку ему.
Текли часы, проходили дни. Оказалось, что тут никто никем не правит, не существует никаких законов — живут, как заведено. Кто чувствовал в себе такую склонность — работал. А кто нет, тот бездельничал. Чужакам никто ничего не предлагал, но и не мешал им заниматься чем угодно.
Наверное, прошло уже с неделю, когда Роберт с Эзрой снарядились в поход вдоль залива. Пара лошадей тащила перекошенную, расшатанную фуру.
Возницу звали Боб Коротышка.
— Надоть половать, — сообщил он. — Полы, ей-ей, в лечильне. Надоть доски. Полно в реководе.
Солнышко пригревало. То и дело Дом скрывался из глаз за деревьями или за холмом, но стоило дороге в очередной раз вильнуть следом за речной излучиной, он вновь появлялся на виду.
— Нам следует найти себе какое-нибудь дело, — сказал Эзра. — Может быть, эти люди — большая и счастливая семья, единственная на всей планете. Но если я проведу рядом с ними еще неделю, то сделаюсь таким же чокнутым.
— Блэкни вовсе не чокнутые, — с неодобрением в голосе откликнулся Роберт. И наставительно прибавил: — Рано или поздно нашим детям придется с ними породниться…
— Наши дети могут породниться и между собой…
— Тогда внукам. Боюсь, мы лишены древних навыков, необходимых первопроходцам. Пройдет столетие-другое, а может, того меньше, и наши потомки окажутся точно в таком же кровосмесительном родстве и сделаются, прямо скажем, не менее странными.
Они перешли реку вброд прямо напротив Дома. Жидкий столбик дыма поднимался над одной из его громадных мрачных труб. Фура свернула на торную дорогу, шедшую по-над берегом реки.
— Полно досков, — сказал Молодой Боб Коротышка. — Молчу, молчок.
Досок, вылежавшихся и выветрившихся до того, что они стали серебристо-серыми, и впрямь оказалось в избытке. Они были уложены в штабели под' огромным навесом. С одного его края вращалось в потоке воды громадное колесо, изготовленное, как и сам навес, из тусклого, совершенно не тронутого ржавчиной металла. Все остальные механизмы покрывал слой пыли.
— Жернова, — сказал Эзра. — И пилы. Токарные станки. Всякого добра хватает. Почему же тогда они… Боб, почему вы перетираете зерно вручную?
Возница пожал плечами.
— Надоть муку делать, ей-ей. Хлеб.
Вскоре выяснилось, что ни одного механизма в рабочем состоянии не осталось. Вдобавок, Роберт с Эзрой узнали, что никто из живых Блэкни понятия не имеет, как наладить эти механизмы, хотя, по словам Боба Коротышки, еще есть такие, кто, должно быть, помнит прежние времена: Мэри Верзила, Мэри Коротышка, Билл Белобрысый…
Хаякава движением руки прервал разошедшегося Блэкни.
— Эзра, думаю, мы сумеем все это запустить. Привести в рабочее состояние. Вот тебе и «какое-нибудь дело». Весьма подходящее занятие, которое, надеюсь, многое изменит.