— Ничего, сеньор, — ответил Кирон после короткого раздумья.
Просить о пощаде было глупо. Так же глупо, как и объяснять что-либо.
— Итак, парень, какое, по-твоему, наказание ты заслужил?
— Я, конечно, ударил мисс Элике, сеньор, но не хотел причинить ей вреда. Это все.
Он поднял взгляд на Элике. Девушка больше не выглядела властной юной леди. Сейчас она была бледна и несчастна.
«Что ж, — подумал Кирон, — пусть моя смерть останется на ее совести».
— Все? — переспросил сеньор Фитзалан. — Все?
— Может, приободрить его? — вмешался тюремщик.
— Помолчи! — повысил голос сеньор Фитзалан. — Будь у парня хоть немного мозгов, его приободрила бы сама ситуация… Ладно, подмастерье, ты сказал свое слово. Ничего не хочешь добавить?
Кирон задумался. Добавить можно было многое. И с тем же успехом можно было промолчать.
— Молю Бога, сеньор, чтобы мой поступок не отразился на вашем отношении к мастеру Хобарту, доброму человеку и великому художнику, который должен отвечать только за свои собственные поступки. Я также молю, чтобы позор не пал на моих родителей; они и так наказаны моим рождением.
У сеньора Фитзалана запершило в горле, усы его задрожали. Мисс Элике наклонилась и, не сводя с Кирона глаз, принялась гладить отца по длинным седым волосам.
— Я долго думал, как тебя наказать, подмастерье. Поначалу планировал отрубить тебе голову, в назидание всем прочим шалопаям, которых полно в каждом владении. Но поскольку такое наказание в некотором роде ограниченно и через двенадцать месяцев о нем, как правило, забывают, я начал склоняться к отсечению дерзнувшей руки и выкалыванию нечестивых глаз.
Кирон задрожал. Смерть показалась ему благом.
— Как бы то ни было, — продолжал сеньор Фитзалан, — моя дочь, привыкшая во всем поступать по-своему, придумала для тебя более изощренную кару.
У Кирона пересохло во рту. Значит, даже перечисленные ужасы не могут удовлетворить жажду мести мисс Фитзалан.
— Итак, подмастерье, ты понесешь наказание, определенное мисс Элике, поскольку она является в данном случае пострадавшей стороной.
— Сеньор, — поспешно пробормотал Кирон. — Я согласен с отсечением головы. Это справедливо.
— Вот как? Решать будешь не ты, парень. Считай, что тебе повезло.
Кирон был уверен в обратном. Топор — это быстро, а вот то, что придумала для него мисс Элике, наверняка растянется надолго.
— Приговариваю тебя, — сеньор Фитзалан улыбнулся, — к выполнению желания мисс Элике рисовать надлежащие картины и никогда не поднимать на нее руку, дабы моя рука не поднялась на тебя… Тебе повезло, мальчишка, что у моей дочери своеобразные капризы, и она умеет по-женски добиваться их исполнения. Ну, что теперь скажешь?
Кирон открыл рот, но не смог произнести ни звука.
— Прикажи его развязать, отец. Он свое получил. Элике смотрела на Кирона с состраданием. Это были первые ее слова. Фитзалан в отчаянии возвел глаза к потолку.
— Наверное, мне никогда не понять женщин! Потом он кивнул тюремщику, и Кирона расковали. Юноша наконец обрел дар речи.
— Благодарю вас, сеньор, за проявленное ко мне милосердие. Фитзалан расхохотался.
— Он называет это милосердием, клянусь Луддом! Да если мисс Элике решила тебе отомстить, о милосердии не может быть и речи!.. Ладно, убирайся отсюда и помолись хорошенько!
9
На следующий день Кирон явился в замок как обычно, но мисс Элике его не приняла. Подавленный, он вернулся в дом мастера Хобарта, решив, что она передумала и все потеряно: заказ и семьсот пятьдесят шиллингов — все. Кирон прекрасно понимал, что ему повезло, что он легко отделался, но в глубине души был искренне огорчен. Он боялся, что его поведение отразится на отношении к мастеру Хобарту, и старик лишится всех заказов.
Ничего не прибавляя и не опуская, Кирон пересказал происшедшее, стараясь быть как можно более точным. Он ожидал, что Хобарт испугается, испытает к нему отвращение, безусловно, его поколотит и скорее всего прогонит.
Он был прав: Хобарт испугался. Он ошибся: отвращения Хобарт не испытал.
— Я понял, сынок, что мисс Элике жестоко с тобой поступила. Прости меня. Я знал, что она своевольна, но не думал, что она так уронит свое достоинство. Не переживай, что мы попадем в немилость. Не очень-то мне и нравилось это дело с самого начала. Важно то, что ты остался жив. Художник попытался засмеяться, но зашелся в приступе кашля, унять который можно было только при помощи ирландской водки. — В любом случае у нас остается великолепное очищенное масло.